Звучало интригующе. Саня всегда знал, как заставить меня заглотить наживку, а потом выжать, как лимон. Я давно заметил, что, придерживаясь шаблона в вопросах отбора материала, он никогда не подходил шаблонно к своим сотрудникам и всегда знал, как их подцепить на крючок, чтобы заставить вылезти из собственных штанов.
— Серьезное дело?
— Серьезнее не придумаешь.
— А нельзя ли подключить временно кого-то еще, а я бы потом присоединился.
— Нет, нельзя. Свободны только бабы, а бабам я не даю опасных поручений.
Знал. Знал Саня свое дело. Я уже физически ощущал, как любопытство переполняло все мое нутро. Но сознание того, что если я не начну незамедлительно сбор информации по «Чистке», то через день она закончится и Темная Лошадка успеет спрятать концы в воду, заставляло меня сопротивляться.
— Сань, — сказал я ангельским голосом, — а нельзя ли мне приехать вечером?
— Можно, — сказал он деланно равнодушно, — но через пару часов будет уже поздно. И вечером я могу подписать тебе заявление на очередной отпуск.
— Особенно если принять во внимание то, что я уже три года не был в отпуске, — зло проворчал я и положил трубку.
По дороге в редакцию я поймал себя на том, что почти с ужасом провожаю взглядом любой крытый грузовик или рефрижератор. Воображение рисовало мне их грузовые отсеки, забитые трупами «ликвидированных объектов», а в каждом попутчике виделся агент ГОН.
Через сорок минут я уже сидел в кабинете главного редактора.
Саня не был садистом, но у него была маленькая слабость: заинтриговать человека, довести его до белого каления и наслаждаться его муками. Так и теперь. Он сначала долго говорил с кем-то по телефону, потом нудно и долго объяснял своей секретарше, какие поправки нужно сделать в письмах, написанных накануне. Я терпеливо ждал. Мы оба изображали полное равнодушие.
— Может быть, мне зайти попозже? — спросил я задушевным тоном.
— Сядь, — последовала команда, — и прочти вот это.
Он протянул мне распечатанный конверт с надписью «Главному редактору. Лично в руки».
— Это я обнаружил в утренней почте.
Я развернул бумагу.
«Уважаемый господин главный редактор. Трудно сказать, рискую ли я, отправляя Вам это письмо, поскольку трудно решить, может ли рисковать человек, которому уже нечего терять на белом свете. И это не только потому, что я потерял все (кроме жизни, пока), но и потому, что я являюсь носителем информации, с которой долго не живут. Это информация о событиях, происходящих в стране в последние три дня.
