— А, понятно, — пренебрежительно сказала Одри. Утром она собиралась прочесть интервью, но ее сморил сон. — Меня это совершенно не колышет. Не желаю знать, как эти иуды оправдываются.
— Нет, нет, — заволновалась Ханна, — ты винишь не тех людей. Если бы демократы за последние двадцать лет хоть как-нибудь поддержали рабочее движение, профсоюзу не пришлось бы соглашаться на такую сделку.
— Но разве профсоюзы не должны отстаивать интересы всего рабочего класса? — возразила Одри.
— Ты никогда не состояла в профсоюзе, Одри, иначе…
Одри звонко рассмеялась:
— Вряд ли мы впредь можем называть работников здравоохранения профсоюзом. По-моему, они отныне преследуют личные цели.
Ханна предпочла не услышать замечание невестки.
— Отец Джоела всегда говорил, — назидательно произнесла она, — что рабочему движению необходима солидарность, а солидарность достигается дисциплиной, а дисциплина…
— К чертям дисциплину! — перебила Одри. — Не будь Карла такой размазней, она бы вышла из профсоюза.
На лице Ханны появилась загадочная улыбка, и она замурлыкала что-то себе под нос.
— Мне пора, — сказала Роза.
— Куда ты? — встрепенулась ее бабушка.
— У меня дела, Нана.
— Разве Роза тебе не сообщила? — вмешалась Одри. — Она не поедет с нами в больницу. У нее очень важная встреча с раввином.
Старуха неодобрительно закряхтела.
— Ну-ну, — ехидно улыбнулась Одри, — мы не должны плохо отзываться о религиозных приятелях Розы. А то она на нас разгневается.
Роза шумно выдохнула:
— Мама, ты не могла бы…
— Вот что я тебе скажу, внучка, — начала Ханна, — мои родители проплыли тысячи миль на пароходе, чтобы добраться до этой страны…
Роза, опустив глаза в пол, с заученным терпением слушала историю, которую ей рассказывали много-много раз.
— Три недели они были в море, — продолжала Ханна, — в третьем классе. С двумя маленькими детьми. И что, как ты думаешь, сделала моя мать, стоило кораблю войти в нью-йоркскую гавань? Когда она впервые увидела статую Свободы? (Роза молчала.) Моя мать сдернула платок с головы и бросила его в воду! Ты понимаешь, что это был невероятно скандальный поступок, прямо-таки вопиющий, еврейка не имела права показаться на людях с непокрытой головой. На нее стали кричать, говорить, что она навлечет на всех гнев Господень, но мама не обращала внимания. «Я уже в Америке, — сказала она. — И отныне я — свободная женщина. Больше не стану слушать раввинов, которые диктуют мне, что есть и как одеваться. Вы поступайте как знаете, а я для себя решила». Представляешь, каким мужеством она обладала? Они чуть не сбросили ее за борт! А почему она так поступила? А потому, что не хотела, чтобы ее дети и дети ее детей росли под тиранией религии. Что бы она сказала сейчас, если бы узнала, что ее правнучка увлеклась всеми этими штучками-дрючками и сладкими посулами, которые моя мать отвергла сотню лет назад?
