– Вы стали директором Арзамаса-16, когда появился мощный конкурент на Урале – второй ядерный центр Челябинск-70. Такое соперничество помогало или вредило делу?
– Конкуренция приносила пользу – это очевидно. Что мне не нравилось: она не до конца была открытой. И прямо могу сказать, что со стороны руководства министерства нередко была прямая поддержка Челябинска-70. Могу привести конкретный пример. Мы в свое время делали аналог «Трайдента» – морские комплексы, но это была задача Челябинска-70. И там надо было решить проблему мощности при определенных габаритах, весовых и других характеристиках. В течение длительного времени уральцы получали мощность в несколько раз меньше – всего 25–30 килотонн… Молодые ребята-теоретики нашего института пришли с идеей, как увеличить плотность активных материалов в заряде, что даст возможность выйти по мощности на необходимые цифры. Рассмотрели мы это предложение и начали «двигать», то есть пошли расчеты, газодинамические и прочие испытания. Но скептики убеждали, что ничего не получится, мол, все равно зарядом будет заниматься Челябинск. Тем не менее работа шла, и более того – вышли на полигонные испытания, во время которых мы получили нужные параметры. Тут начался «бум»… У наших изделий был индекс «А», у челябинцев – «Р». Тогда-то нам и предложили объединить усилия, и изделие начало называться «РА». Но я-то понимал, что нашу букву скоро выкинут… Так через некоторое время и произошло… Нужно подниматься над мелкими обидами: было сделано главное, благодаря конкуренции удалось создать весьма эффективное «изделие».
– Челябинцы не скрывают того, что им была оказана такая помощь. Более того, они считают, что «перехват морской тематики» не состоялся, и они по-прежнему эффективно работали с фирмой Макеева…
– Таких историй вам в каждом центре расскажут множество… А работа была по-настоящему интересна, она захватывала полностью!
– А как вы попали в эту область?
– Было военное детство. Когда началась война, мне было восемь лет. Отец ушел на фронт. Все помыслы нас, мальчишек, были связаны с фронтом. Поэтому естественно, что после семилетки я решил поступать в Артиллерийское подготовительное училище в Ленинграде. Но не прошел по зрению, и военным я уже стать не мог. А тут ядерный взрыв в 49-м году, он и определил мой выбор. Жил я в то время в Вологде, но куда поступать, чтобы делать ядерное оружие? В то время ничего не было известно, полный «мрак»… Взял книгу «Куда пойти учиться?». Начал просматривать ее: если специальность не расшифровывается, то, значит, «спецфак», то есть то, что мне нужно. Так я приехал в МВТУ. Но на медкомиссии написали: «Годен. Кроме ИФ» – куда рвусь, не берут. ИФ – это инженерно-физический факультет. На конструкторский факультет приема не было… И вдруг ребята говорят, что есть еще Механический институт, мол, там то, что ищу… И поступил я на физико-механический факультет. Учишься, но далее «темный лес» – какая профессия, не очень ясно… Потом оказалось, что я попал на специальность, связанную с металлофизикой. То есть это конструкционные материалы. После четвертого курса нас – десять человек – вызвали к начальству и предложили перейти на новую специальность – «физика взрыва» – и после окончания института уехать на специальный «Объект». Так началась наша подготовка по специальным предметам уже в Институте химфизики. Нас принял тогда Николай Николаевич Семенов, очень тепло побеседовал с нами, а затем после завершения курса лекций поехали на практику в 1956 году в Арзамас-16.
