Рокоссовскому пришлось не только решать вопросы боевой подготовки, но и заниматься ликвидацией безграмотности среди цириков. И тут ему очень пригодились знания по буддийской религии.
Подразделения были разбросаны по всей стране. Приходилось бывать и в горно-лесистых районах севера, и в степях юга, где брала начало пустыня Гоби. Единственной отдушиной для Рокоссовского была охота.
В трудах и заботах шел месяц за месяцем. Многие начинания в армии он довел до конца, кое-что не получилось — не по его вине. Бедность и нищета давали о себе знать и в армии. Монгольское правительство, народно-революционная партия прилагали немалые усилия, но катастрофически не хватало денежных средств.
Весна 1928 года вошла в силу и клонилась к лету. От жары, казалось, плавились камни, а ядовитая горячая пыль проникала даже через закрытые окна домика.
Вечером Рокоссовский готовился к очередной командировке. Он заметил, что Юлия Петровна была грустной, какой прежде он ее не видел. Это настроение передалось и дочери, которая вытянулась, повзрослела. И вот они обе начали хандрить. С семьей он бывал мало — мотался по стране день и ночь. Таков уж у него был характер — если брался за любое дело, то считал его в данный момент самым важным и с упорством доводил до конца.
— Люлю, что случилось? — спросил он, заглядывая жене в глаза.
Она обронила несколько ничего не значащих фраз и замолчала.
— Ты не хочешь со мной разговаривать?
Она посмотрела на него с упреком, с нежностью, посадила возле него Аду, села сама и сквозь слезы сказала:
— Костя, дорогой, я здесь больше не могу. Я очень устала. Сижу, как сова, в этом гнезде и никакого просвета не вижу. Общаться здесь не с кем. Нет ни подруг, ни… А, что говорить! У тебя работа, ты постоянно занят. А я?..
Рокоссовский сочувственно смотрел на жену и молчал.
Юлия взяла на руки хныкающую дочку и подняла на мужа глаза.
— Ты извини, Костя, я все понимаю.
— К концу лета, думаю, мы отсюда уедем. Потерпите немного.
— Да, папочка? — Дочь уселась к нему на колени, обняла за шею и поцеловала. — Скажи, мы уедем?
— Да, доченька, уедем.
— Ой, как хорошо.
