Всё-таки он кое-чему в полицейском департаменте научился, для работы в Париже его готовили специалисты не самые худшие, навыки, полученные им, выручали его не раз. Пригодились они и сегодня.
«Старец» охнул, звонко стукнулся коленками об пол и оказался на четвереньках, а ещё через миг сокрушающий удар ногой по «пятой точке» придал ему нужную скорость, и «старец» с грохотом вынесся в коридор.
Манасевич-Мануйлов («старец» иногда потом ошибался и звал его «Манасевичем с Мануйловым», будто двух человек) отряхнул ладони и спокойно продолжал свою работу.
Из соседних комнат выскочили сотрудники.
— Ванечка, что за грохот?
— Так, — спокойно ответил «Манасевич с Мануйловым», — приходил тут один, условиями нашего труда интересовался.
— Издатель?
— Издатель, — с весёлым хмыканьем подтвердил журналист. — Широкого профиля, всем интересовался — от плоской газетной печати и нашей политики в Месопотамии до производства грабель и выращивания тюльпанов в навозе.
— Познакомил бы!
— В следующий раз. Он ещё обязательно появится.
Ванечка как в воду глядел.
Распутин, кряхтя, почёсывая ушибленный зад, пошёл в ближайшую пивную опрокинуть пару кружек светлого пенистого напитка с солёными сушками, а заодно обмозговать происшедшее. Главной его мыслью было: как бы наведаться к Манасевичу-Мануйлову ещё раз?
— Не то ведь как — не окоротишь его сейчас, он гавкать будет до скончания века, — бормотал он глухо, с трудом разгрызая порчеными зубами крепкие солёные сушки. — Надо прикормить его. Либо убить. С собакой нужно поступать по-собачьи. Другого пути нет.
На следующий день в «Вечернем времени» вышла новая хлёсткая статья о Распутине, подписанная Ванечкиным псевдонимом Маска, и Распутин взвыл от негодования и боли:
— Доколе ж это будет, а?
Вспомнил о том, что вчера ему приходила в голову мысль: «А не прикончить ли этого «Манасевича с Мануйловым»? Гавкающую собаку надо обязательно заставить умолкнуть, накормить её либо перешибить хребет зарядом дроби...» Накормить Манасевича-Мануйлова «старец» не мог, а насчёт убить... Лицо у него сделалось серым, борода затряслась, он забормотал подавленно:
— Слаб человек, очень слаб. Не могу я укокошить Манасевича с Мануйловым, придётся снова идтить к нему на поклон. Водки вместе выпить... Ну чего он всё время плюётся в мою сторону? — Распутин скуксился плаксиво, борода его полезла в сторону. — Чем я ему так мешаю? Перебежал ли где дорогу, бабу ль где отбил, деньгу перешиб ли — что произошло? Почему он на меня гавкает?
