Пришлось стаскивать простыню, потягиваться и осторожно спускаться вниз, пытаясь не наступить на спящих. Потом забрасывать книгу наверх, забираться следом и, пытаясь поймать скудные обрывки лунного света и редких фонарей, перелистывать ломкие страницы.
Почти все они были разорваны, как будто кто-то методично терзал книгу, не пропуская ни одной страницы. Или кромсал ее неизвестным науке оружием, которое заставляло края разрезов махриться, чернеть и заворачиваться в тоненькие трубочки.
Каждый листок пришлось разглаживать и долго водить пальцами по шраму, пока тот зарастал. Дольше, чем вчера или позавчера. А уж если сравнивать с прошлым годом, то и вовсе — со скоростью лекаря-улитки.
Небо за окном уже начало наливаться серо-стальным предутренним светом, а по вагону потянулись первые жаворонки, больше, правда, похожие не на пернатых, а на неупокоенных мертвецов, когда Ник провел ладонью по последнему листу и закрыл книгу. Отчаянно зевнул, несколько секунд разглядывал пустую обложку. Потом сунул свой излеченный трофей под подушку, накрылся простыней с головой и почти сразу провалился в тяжелый утренний сон.
Когда ближе к полудню его растолкала проводница, книга уже истаяла, как дурное наваждение.
* * *
Его потянуло в путь несколько недель назад. До этого случайностей хватало по горло и в родном городе. Со старых заборов облезала краска, открывая когда-то давно выведенные на занозистой древесине символы и буквы. Несущиеся к лобовому столкновению автомобили разъезжались на волосок друг от друга. Стаи ворон вдруг сбивались в пути и начинали бешено метаться между низкими закатными облаками. А если задремать в автобусе, то можно было увидеть и зверей, которые порой теряли нужные предметы, и зародыши деревьев, ползущие к фонтанам, чтобы напиться, и половинчатое сияние — между днем и ночью.
Точки разрывов в мировой ткани Ник научился видеть с детства, да уже и забыл, как это — не чувствовать на лице холод из-за-той-стороны. Лет в десять он смутно осознавал, что взрослые, рассказывая сказки, полностью и абсолютно искренне не верили в их реальность. В то время как домовые каждую ночь ходили гуськом в ванную стирать свои мохнатые носки, а в деревне у бабушки можно встретить лису, которая, прячась в зарослях лопухов, уговаривала гусей выйти прогуляться и звала на кашу.
Чуть позже Ник понял, что может влиять на происходящее. Он прокрадывался вслед за домовыми и учил их пользоваться стиральной машиной «Малюткой», чтобы процесс шел быстрее, шикал на лису, стирал странные надписи с заборов, пока их никто не увидел. Вобщем, помогал реальности мирно уживаться со сказкой, а людям — обычным людям — оставаться при своих заблуждениях.
