К завтраку я вышел поздно. Уильям сидел в кресле у камина и беседовал с господином Тоттом.
— Друг мой! — радостно воскликнул он. — Я совершил подвиг — растормошил нашего хозяина — три шиллинга сотворили чудо! — и он поведал презанятнейшую историю, о которой смолчал вчера.
— Что за история?
— Местная байка. Суеверие и людская глупость — вот та почва, из которой растут деревья страшных сказок для детей. Но мы-то с тобой взрослые…
— Не томи, — я присел за угол стола. На тот самый стул, где сидел давешний ночной гость. — Рассказывай.
— Лоргус поведал: на повороте перед городом, где дорога проходит совсем рядом с морем, раньше любили играть местные дети. Собирали ракушки, строили песчаные замки, копали рвы, чтобы прибой наполнял их пеной… Все эти глупые забавы. Но однажды — дело было вечером, в туман, мутная тьма, хоть глаз выколи — возница не свернул вовремя. Выехал на пляж и задавил троих детей насмерть. Двух мальчиков и девочку. Забавно, правда?
— Что же тут забавного? — я в который раз подивился отсутствию такта у Уильяма. Ему стоило бы заметить, что хозяин гостиницы при последних словах рассказчика вздрогнул, втянул голову в плечи и стал настороженно озираться по сторонам. Казалось, что его неожиданно усадили на иголки.
— Забавно, что местные жители придумали из этого страшную историю. Будто бы матери детей собрались на одном из холмов за городом и прокляли убийцу. И холмы их услышали, земля разверзлась — можешь себе представить — и оттуда выбрались духи, ведя в поводу призрачных коней и крытый экипаж, на котором в день летнего солнцестояния разъезжает сама королева трав. Сказочный народец выследил возницу, задушил его в полнолуние и усадил на козлы, наказав вечно ездить по дороге туда и обратно, катая изредка озорных фей.
— А что же с детьми? — не знаю, почему этот вопрос вдруг сорвался с языка. Наверно, из-за того, что мне показалось — из-за дверей смотрит маленький белобрысый мальчишка с веснушками и щербатой улыбкой… Только из рукавов его рубашки выглядывали не пухлые ладони, а костяные культяпки с обрывками иссохшей плоти на них. Слава небесам, через мгновение он исчез.
— Дети будто бы остались призраками, теми, что незримо и крепко привязаны к месту собственной смерти, продолжают играть на любимом пляже, поэтому никто и никогда не выходит там из кареты. Знающие возницы проносятся мимо, нахлестывая лошадей что есть сил и трусливо зажмурившись.
— Да уж… — я попытался сообразить, не там ли видел вчера таинственный экипаж.
