Рассказы опустевшей хижины | страница 54
Мы устроили в хижине для удобства бобров водоем довольно больших размеров, и там они проводили много времени. В естественных условиях бобры очень тщательно высушиваются и причесываются после купания, но в хижине они вели себя неряшливо, и на полу была всегда вода. Правда, когда топилась печка, пол частично высыхал, но пар собирался под потолком, и все стены были в потеках от сырости; все стало влажным, и часть продуктов испортилась. Спать ночью было невозможно, мы засыпали утром, когда засыпали бобры. Их непрестанные жалобные крики — настойчивые просьбы пустить на койку — в конце концов покорили нас,-ведь они были обездолены, попали в неестественные условия, и мы должны были возместить эти неудобства; мы брали их на кровать, совсем мокрых, и разрешали оставаться там, сколько им хотелось. Это успокаивало бобров и давало нам возможность хоть изредка постряпать и поесть.
Джелли Ролль уже была умудрена опытом: два года тому назад ей пришлось провести зиму со мной в хижине, и она теперь вела себя спокойно, с чувством собственного достоинства, и казалось, ничто не могло нарушить ее самообладания, — недаром мы назвали ее Королевой.
Но нам, людям, было не по себе: эти вопли и крики, желание все перегрызть, — мы даже опасались, устоит ли хижина на месте, — непрерывное плескание и барахтанье в воде, постоянные попытки соорудить подмостки, чтобы перелезть через перегородку, — все это вместе взятое было тяжелым испытанием нашей выдержки.
Но было много и веселых минут. Наблюдать бобрят, когда они пробовали приспособиться к непривычным условиям, — уморительно смешно. Один из них все время ходил на задних лапах, пошатываясь, как дряхлый старик. Случалось, что его братья и сестры, следовавшие по пятам за своими родителями, во время усердного обхода хижины вдруг натыкались на него и валили с ног. Бобренок поднимался, присоединялся к шумной процессии, потом снова отделялся от нее и продолжал уморительное шествие на задних лапах. Он бродил, пошатываясь, все кругом и кругом, поглядывал своими маленькими, черными, словно пуговки от ботинок, глазами, как будто он потерял что-то и не может найти.
Джелли Ролль своим спокойным жизнеутверждающим поведением подчинила себе бобрят, и они всецело полагались на нее. Куда бы она ни пошла, они следовали за ней. Если я ходил по комнате, она всегда шла по моим пятам, а за ней тянулся хвост ее свиты, — цепочка неуклюжих гномиков, переваливающихся и припрыгивающих на своих коротких ножках, без конца что-то лепечущих. Бывало, утомившись, один из бобрят залезал на хвост матери, который скользил позади нее, как на салазки. Выпрямившись, стоя на задних лапах, бобренок цеплялся передними за шерсть бобрихи, а она с нескрываемым удовольствием катала его, в то время как менее предприимчивые малыши плелись сзади или толкались сбоку. В конце концов они все поняли удобство этого вида транспорта и иногда залезали на удивительную тележку-волокушу по два, по три сразу. Если не хватало места для всех больших перепончатых ног сразу, то пассажиры стояли на одной ноге, а другой отбивали такт по полу по пути своего следования. А Джелли Ролль спокойно, не торопясь, продвигалась вперед, как будто эта ноша была ей совсем не в тягость. Мне кажется, что всем нам пошло бы на пользу, если бы мы смогли перенять у бобрихи то самообладание, чувство собственного достоинства, которые помогали ей сохранять душевное равновесие; мы же все, включая и бобров, совершенно истрепали себе нервы, живя в таких противоестественных условиях.