— Кто творил и правит, с того и спрос больше, — вздохнул Род-Белбог.
— Кто с нас, богов, спрашивать может? — вскинул брови Перун.
— Люди, что нам верят. Для бога, царя, жреца самый большой грех — веру обмануть. Всё равно что отцу детей предать, а старейшине — свой род, — сказал Род. — Здесь самое святое место было во всей земле сколотской. Всех нас тут славили, жертвами ублажали, песнями да плясками веселили. Где же мы были в тот осенний день проклятый?
— Мы сколотое не предавали. Чернобог с Ягой сюда сарматов привели, — сказал Ярила.
— Ну а сам ты где был? — упёрся рукой в колено Род.
— Как где? Под землёй. Мне положено в среднем мире только весной быть.
— А племена твои богатые в каком мире отсиживались? Не твои жрецы их учили: в великом царстве худо жить — много дани платить, далеко на войну ходить, лучше царство малое и не славное, да своё? Вот и не стало царства ни большого, ни малого. — Старик перевёл суровый взгляд на Перуна. — А ты где был с храбрым племенем воинским?
— А нас туда и не звали. Возомнили авхаты мудрые, что править царством жрецы должны, а не воины, и не признали Слава великим царём. Ещё и убить хотели, еле вырвался он тогда из Пастырь-града. И всё твоим именем, братец светлый да праведный! — Громовник гневно сверкнул глазами на Даждьбога. — Вот мы и не пришли — чтобы попробовали святоши, каково с мудростью без силы. А в бою я сарматам не помогал, хоть они мне большие жертвы сулили.
— Ты не помогал, зато Морана помогла. Это вам, Ортагну с Артимпасой, здесь в жертву пленников сотнями резали, — сказал Род.
— Никому я не помогала. Это всё тётушка Яга, ей и жертвы достались, — возразила Морана.
— Может, и она. Люди перед смертью одно видели — носится над ними какая-то на чёрном коне, с мечом, вся в чёрном и распатланная. Все же знают: где война, там и Смерть-Морана.
— Мои волосы с её седыми патлами спутать! — возмущённо тряхнула пышными чёрными волосами Морана и вдруг заговорила зло, со слезами в голосе: — Да не было меня там, я в нижнем мире была, куда вы меня загнали! И жизнь у людей отбирать вы мне велели! Мало вам одной богини смерти? Попробовали бы сами девять месяцев, от Купалы до весны, под землёй, с теми, кого здесь и поминать боятся! И все за то, что дядюшка Чернобог один раз меня туда силой унёс...
— Не так тебе там и плохо было, если дядюшке помогла меня скрутить, — негромко сказал Даждьбог.
— Вовек не забуду: ты стоишь, к Мировому Дубу привязанный, а Чернобог в тебя из лука целит, и Морана тоже с луком. До сих пор не пойму, зачем? — с усмешкой взглянул Громовник на Морану.
