Золотоволосый венед рассмеялся в лицо взбешённой сарматке:
— У венедок поучись голосить по мужу! Ты же его никогда не любила, зато очень хотела сделаться великой царицей. Потому и завидовала нам с Саумарон. Мы просто любили друг друга и за царствами не гонялись. — Его голос дрогнул. — Это ведь ты подбила Сауаспа на войну с венедами. Он бы вполовину зла меньше сделал, если бы не ты. Ты и мёртвая являлась к нему...
— Чтобы учить его великим делам! Это я сделала его самым славным из сарматских царей. Ты видел, какие жертвы он приносил мне здесь, хоть и не в самом святилище? — Она с вызовом взглянула на Зореслава.
— Понятно? Она не пускает в святилище венедов, а эти трое — сарматов, вот оно и пустует, — тихо сказал Авхафарн Стратонику.
— О чём это вы шепчетесь? — подозрительно спросила Саузарин.
— О том, что в святилище давно не приносят жертв, — ответил жрец.
— С жертвами сюда может приходить только великий царь сколотов-пахарей, а таких царей больше нет и не будет. Или великий царь всей Скифии. Его тоже нет, но он будет. Из моих потомков! — без тени сомнения произнесла царица.
— Вот мы и пришли сюда просить богов о том, чтобы они вручили царство...
— Моей дочери?
— Нет. Ардагасту, твоему племяннику.
— Что-о?! Этому убийце родичей? Попробуйте только войти сюда, вы, мёртвые и живые!
Со своим ястребиным носом Саузарин напоминала сейчас хищную птицу, защищающую своё гнездо. Она воинственно взмахнула мечом, и тот сразу загорелся мертвенным белым светом. В ответ вспыхнули три клинка сразу: у Зореслава — золотым огнём, у его отца и брата — синим.
— Прочь с дороги, нежить! — проревел Гремислав. — Твои кости пора выбросить, чтобы они не оскверняли вал Экзампея!
— Дайте-ка я попробую на ней одно персидское заклинание от призраков. Такой случай для магического опыта просто нельзя упускать! — с азартом произнёс Стратоник.
— А не много ли ты берёшь на себя, Саузарин?
На валу над входом словно из воздуха появилась ещё одна всадница — с такими же распущенными волосами, чёрными, как ночь, в чёрных шароварах, с мечом и колчаном у пояса, на вороном коне с горящими глазами. Но на ней не было ни панциря, ни роскошного кафтана — лишь простая белая сорочка и никаких украшений. Да они и не были нужны той, чьё бледное лицо завораживало страшной, неодолимой красотой Смерти. Белый, холодный свет рассеивал ночную тьму вокруг всадницы. Четверо призраков и трое живых магов благоговейно воздели руки.
