— Мой дед Абиэль, а отец мой Киш из Гибы, племени Матрия. Я же зовусь Саул. — Он произнёс эти слова с некоторой гордостью, и молодое лицо его сурово окаменело.
— Я слыхал о Кише из Гибы от колена Бениаминова, — проговорил некто сидевший неподалёку, — он человек почтенный. И пашня у него немалая, и стад достаточно, и род многолюдный. Но про Саула я ещё не знаю…
— Запомните его имя, ибо оно не останется безвестным, — неожиданно громко сказал Шомуэл. И тут уж все озадаченно уставились на статного бениаминца.
Когда пиршество закончилось, знатные гости с поклонами удалились.
Шомуэл повёл Саула на верхний этаж своего дома, а оттуда на плоскую крышу. Здесь кто-то предусмотрительно расстелил толстый войлок и чёрно-жёлтый ковёр, сотканный мохабитками из верблюжьей шерсти. Поверх ковра лежало несколько расшитых подушек.
Судья предложил Саулу рассказать о себе более подробно. Он интересовался его мнением по поводу мерзости грехопадения и случаях поклонения чужим богам. Задавал вопросы, касавшиеся постоянных стычек с враждебными племенами Заиорданья, а также относительно пелиштимского гнёта, изматывающего и уничтожающего народ. Спрашивал об отце, жене, детях. Похвалил за то, что, несмотря на молодость, у Саула их пятеро: три сына-подростка и две девочки.
— Владеешь ли ты копьём, мечом, стрельбой из лука? — спросил Шомуэл.
— Недостаточно хорошо. Мало времени для воинских упражнений.
— Скоро у тебя будет достаточно времени для этого.
Саул призадумался; он решил про себя, что судья хочет предложить ему вступить в отряд личной охраны и назначить его десятником.
Они долго беседовали. Багровое солнце стало опускаться на западе за кромку каменистых холмов. Поблизости от дома судьи из дупла пятисотлетнего теребинта вылетела целая стая летучих мышей. Чёрными перепончатокрылыми молниями они судорожно заметались на фоне заката, как орава взбесившихся демонов.
Саул вздрогнул, ему стало не по себе из-за плясок беззвучной нечести. Он вдруг подумал, что пора домой, к родному очагу. К родителям, жене, детям. Шомуэл поднялся, удерживая Саула на ковре приветливым жестом.
— Останься, спи здесь. Завтра с рассветом я провожу тебя. Твоего слугу я пришлю. Пусть привыкает ночевать у твоих ног. — Последняя фраза показалась Саулу странной: он не ханаанский вельможа или аморрейский шейх, чтобы слуги спали у его ног. Но он послушно лёг и положил голову на подушку.
