Роковое дело | страница 35



нам станет известно больше, мы созовем пресс-конференцию. Пока без комментариев. А

сейчас дайте пройти. Мне нужно работать.

Они не сдвинулись с места, но и не препятствовали ей прокладывать себе дорогу.

Взъерошенная и раздосадованная, Сэм забралась в полицейскую машину без

опознавательных знаков и закрыла дверь, пробормотав.

– Гребаные стервятники.

У Хартского здания Сената бросила два четвертака в газетный автомат и вытянула

утренний выпуск Washington Post где центральный заголовок объявлял об убийстве

сенатора. Ниже – колонка поменьше, заголовок гласил: «Опозоренный детектив назначен

на расследование убийства». Сэм издала расстроенный рык, когда слова смешались на

странице, как часто происходило от стресса или усталости. Чертова дислексия. Сделав

глубокий вздох, попыталась снова, читая медленно, слово за словом, как и тренировалась

раньше.

Колонка содержала пересказ облавы, приведшей к смерти Квентина Джонсона, и

останавливалась, прямо не доходя до того, чтобы поставить под сомнение компетентность

Сэм и ее шефа.

– Здорово, - проворчала она. – Просто здорово.

И, бросив газету в мусор, доехала на лифте на второй этаж, где Фредди ждал ее,

наслаждаясь глазурованным пончиком.

– Ты видела газеты? – спросил напарник, смахивая прилипшие крошки тыльной

стороной ладони.

Сэм отрывисто кивнула, и пока он не успел ввязаться в дальнейшее обсуждение

статьи, быстренько ввела его в курс дела: проникновение к Нику, результаты аутопсии и

записи разговоров. Показав на дверь, ведущую в ряд кабинетов сенатора О’Коннора,

сказала: – Давай приступим.


***


Просмотрев оставшееся имущество в кабинете Джона, где они не нашли ничего

полезного для дела, Сэм и Фредди прошлись от помощников по административным

вопросам по народу, ведавшему законодательными делами, и до персонала в ричмондском

офисе сенатора и директора по связям. И каждому работнику сенатора О’Коннора

задавали одни и те же вопросы: «где вы были в ночь убийства», «был ли у вас ключ от его

квартиры», «что вы знаете о его личной жизни», «не можете ли вспомнить кого-нибудь,

кто точил на него зуб»?

И ответы были одни и те же, в нескольких вариациях: «я работал здесь (или «дома в

Ричмонде с мужем/женой/девушкой»), «у меня нет ключа», «он охранял свою личную

жизнь» и «все любили его», даже политические соперники, не имевшие на то особых