Ее совершенно заурядное лицо стало бледным и торжественным, когда она произносила эти слова; меня даже несколько напугало выражение, появившееся в ее глазах. Казалось, она чего-то боится. Любопытно, чего же… У меня возникло подозрение, все ли у нее дома.
— Конечно, я ничего не скажу, но…
Она неожиданно оглянулась, словно опасаясь, что нас подслушивают. Потом жестом меня отпустила.
— А теперь, пожалуйста, идите.
Я услышал в холле приближающиеся к нам шаги и был уже практически в дверях, когда она сказала своим обычным голосом:
— Кстати, мистер Серджент, можно я буду звать вас Питером?
— Конечно…
— Тогда вы должны звать меня Розой.
Это прозвучало как приказ.
Я вышел в холл, едва не столкнувшись в дверях с бледной молодой женщиной, пробормотавшей что-то, чего я не расслышал. Она проскользнула в гостиную, я поднялся по лестнице; горничная проводила меня в мою комнату.
Скажем так: чувствовал я себя по крайней мере неловко. И даже подумал, не забрать ли мне свой чемодан и не отправиться в одну из местных гостиниц, например, в «Дом 1770 года». Я не так уж нуждался в работе, скорее, в отдыхе, которого, учитывая сложившиеся обстоятельства, могло и не получиться. Миссис Виринг была странной женщиной, много пила. Кроме того, она показалась нервной и испуганной… Но чего она боялась?
Скорее из любопытства, чем из-за чего-то еще, я решил остаться. Это оказалось чертовски большой ошибкой.
В восемь вечера после продолжительной ванны и длительной процедуры одевания я спустился по лестнице, изучив предварительно немного сырую (во всех виллах на берегу океана царил одинаковый затхлый запах), но прекрасно обставленную комнату, и прочитав названия книг на ночном столике: Агата Кристи, Мако, Великая герцогиня Мария… У меня возникло подозрение, что такие же книги лежат на ночных столиках в каждой комнате для гостей по всему Хемптону… за исключением, может быть, Саутхемптона, где могла появиться Ненси Митфорд и еще что-нибудь неприличное.
Я решил отдать предпочтение Агате Кристи вместо Лиз Бессемер, которую, скорее всего, не смогу увидеть до субботы, если увижу вообще.
Оказалось, остальные гости уже собрались в большом зале, теперь ставшим уютным и светлым. Наступил вечер, шторы были задернуты, зато зажжены все лампы.
В комнате были все кроме нашей хозяйки.
На помощь мне пришла женщина, с которой я чуть не столкнулся. У нее была изящная фигура, мягкие неброские черты; ей было немного за тридцать, но серое платье придавало вид довольно старомодный, словно не из нашего столетия.
