Я знала, что это будут за вопросы. О моей матери. Но я не собиралась о ней говорить. И сама не хотела ничего о ней слышать. Не от него. Увидеть ее его глазами — это уже чересчур. Тогда она станет для меня такой же чужой, как и он.
А еще он мог спросить о папе. В голове все мелькали картинки прошлой жизни. Вот я маленькая захожу в папину мастерскую, потому что мама слишком устала, чтобы меня выслушать.
А он что-то пилит или стучит молотком. Заметив меня, он тут же откладывает инструменты, расчищает место на верстаке, усаживает меня, и я начинаю рассказ. Папа возвращается к работе, но при этом внимательно слушает меня — руки заняты, но все внимание предоставлено мне. Время от времени он кивает, улыбается, смеется или хмурится, чтобы я знала: он со мной. Сам он говорит мало. Его любимая шутка — про то, как я не даю ему слова вставить. Но в итоге я замолкаю, завороженно глядя на его ловко работающие руки.
Однажды мы с папой ехали в библиотеку. Остановившись на светофоре, заметили на углу бродягу с табличкой «Бездомный ветеран». Папа подъехал к нему и позвал с нами в кафе за углом. Пока бродяга ел, я сидела рядом, потягивала свой молочный коктейль и разглядывала его длинные волосы, бороду — выглядел он жутковато. А потом мы отвезли парня обратно на угол и поехали в библиотеку, словно ничего не произошло.
Вот только, заводя машину, папа пробормотал:
— Я мог оказаться на его месте. И обязательно оказался бы, если б не твоя мама. Она спасла меня. Привела к Христу. Подарила смысл жизни. Целых два смысла — тебя и твоего брата.
Да, Садиг мог спросить, есть ли у меня братья или сестры. Но Крис тут ни при чем, я обещала маме.
Вернувшись к себе, я торопливо, пока не выветрилось из памяти, записала все непонятные слова из его истории в особый блокнот. На отдельной страничке, под заголовком «Урду», хотя помнила, что он говорил и по-арабски, так что слова могли оказаться и из другого языка.
Ами — мама
Дади — бабушка
Дада — дедушка
Закира — проповедник?
Рикша — трехколесный велосипед с мотором
Меджлис — ?
Мушк — фляга
Ноха — религиозное песнопение, печальное
Мухаррам — месяц
Шиит
Суннит
Джамун — фрукт
Чача — дядя
Дупатта — шаль?
Имена собственные я тоже записала, хотя прежде никогда этого не делала. Шариф Мухаммад. Дина. Джафар. Аббас. Хусейн. Сакина. Я записывала их, чтобы отделаться от образов, обрушенных на меня Садигом, а вовсе не потому, что хотела запомнить людей, о которых он рассказал.
Покончив с новым списком, я перевернула несколько страничек назад — к маленьким словарям на тагальском, мандаринском китайском, суахили и испанском. Это было подарком от бабушки — не сам блокнот, а слова из него.
