К вечности | страница 20



— Здравствуй, мой милый, — ласково произнес Родитель, он всегда ласкал меня словами. — Не узнаешь, моего помощника?

Я напряженно вгляделся в лицо пришедшего существа, на коже которого серебристые узоры как-то насыщенно замерцали, и поелику всего-навсе давеча пришел в себя после длительного отключения и был несколько раздраженным, недовольно шевельнул губами: «Нет!» Даже, и, не стараясь себя, напрячь распознаванием пришедшего существа.

— Это Гамаюн-Вихо, — пояснил Родитель, наверно уловив недовольство, а потому протянув руку, приголубил меня. — Саиб племени вещих птиц гамаюн серебряной рати. — Он широко засиял, подсвечивая собственную марность кожи всполохами света так, что закружилось вкруг него облако с перемещающейся по его поверхности клинописью и образами. — Главный мой помощник, хотя он утверждает, что является только прислужником. Тот, кто осуществляет общение меж мной и моим любимым сыном Першим, ибо, как ты надеюсь, понял, малецык вельми порой бывает своевольным. Для того и нужен мне Гамаюн-Вихо, чтобы сумел привести в чувства и к подчинению старшего из Димургов. Ты, наверняка, видел Гамаюн-Вихо в пагоде Отца, поелику это именно он приметил твое сияние, рождение в руке моего сына.

«Точно!» — воскликнул я, припоминая… Я это, как можно понять, не сказал, а лишь шевельнул губами, но весьма эмоционально.

Я видел данное создание в пагоде. Он тогда возник пред нами столь внезапно, вроде свалился со свода залы напоминающего ночное небо, где поместились многоконечные звезды, лучисто мерцающие и наполняющие округлое помещение, с зеркальными стенами и полом мягким светом и густоватой, дымчато-серой материей, приобретающей подле Богов вид испарений.

Отец едва успел схоронить меня под рукавом своего черного сакхи, вернее то сияние, что пробивалось с под его кожи. Нам тогда казалось, что Вихорек, как ласково величал его мой Творец, меня не приметил…

Оказывается, приметил!

Успокаивая меня много позже, ибо я вельми растревожился, Перший сказывал, что Вихорек ему близок, предан и очень его любит. И никогда не станет, даже если, что узрел, рассказывать о том Родителю.

— Но он ничего не увидел, не беспокойся, мой любезный, — нежно продышал тогда Отец, укачивая, умиротворяя меня.

Выходит Вихорек, Гамаюн-Вихо все приметил… И все рассказал Родителю…

— Доносчик, — однако, озвучил я шевелением губ.

И увидел, как обидчиво дернулись уста Гамаюн-Вихо. Того самого, что не просто рассказал, а еще и пленил меня на Зекрой.