— Твоя парижская здесь совершенно не годится. — Она оглянулась, шагнула к двери и закрыла ее. — Наш хозяин очень строг к таким вещам. Да и вообще, безопаснее будет носить немецкий национальный костюм. Твои вещи на вкус хозяина слишком вольнодумные.
— Безопаснее? — удивился Пьеро.
— Я с трудом его упросила, чтобы он разрешил тебя взять, — объяснила тетя. — Он к детям не привык. Мне пришлось обещать, что с тобой никаких хлопот не будет.
— А своих детей у него нет? — Пьеро надеялся, что есть хотя бы один ребенок его возраста и что он приедет вместе с хозяином.
— Нет. Поэтому лучше его не раздражать, чтобы он не отправил тебя обратно в Орлеан.
— В приюте оказалось не так плохо, как я боялся, — сказал Пьеро. — Симона и Адель очень хорошо со мной обращались.
— Да, конечно. Но семья — вот что самое главное. А мы с тобой семья. Больше ни у меня, ни у тебя никого нет. Мы должны поддерживать друг друга.
Пьеро кивнул. Однако с тех самых пор, как от тети пришло письмо, его мучил один вопрос, который он и задал:
— Почему мы раньше не встречались? Почему вы ни разу не приезжали в Париж к нам с мамой и папой?
Беатрис покачала головой и встала.
— Сейчас не время об этом говорить, — ответила она. — Если хочешь, давай в другой раз. А теперь пойдем, ты, наверное, голодный.
После завтрака они вышли во двор, где Эрнст, небрежно опершись на автомобиль, читал газету. Он поднял голову, заметил их, улыбнулся, сложил газету пополам, сунул ее под мышку и распахнул заднюю дверь. Пьеро восхитился его формой: какая красивая! Интересно, не удастся ли уговорить тетю купить что-то подобное и ему? Пьеро всегда нравилась военная форма. У отца в парижской квартире хранился яблочно-зеленый мундир — воротник-стойка, шесть пуговиц в ряд — и еще брюки в тон. Папа никогда этого не надевал, но однажды застал Пьеро, когда тот пытался стащить мундир с вешалки, и буквально окаменел в дверях. Мама страшно ругалась: нельзя трогать чужие вещи.
— Доброе утро, Пьеро! — весело сказал шофер и взъерошил мальчику волосы. — Как спал, хорошо?
— Очень хорошо, спасибо.
— А мне сегодня снилось, что я играю в футбол за Германию, — поведал Эрнст. — Против англичан. Я забил решающий гол, и меня унесли с поля на плечах, а кругом все ликовали.
Пьеро кивнул. Он не любил, когда пересказывают сны. Это напоминало некоторые рассказы Аншеля, весьма хитроумные, но на самом деле бессмысленные.
— Куда прикажете, фройляйн Фишер? — Эрнст низко склонился перед Беатрис и театрально коснулся фуражки кончиками пальцев.
