Только в этом случае формообразующие способности сознания могут найти себе применение, чему в определенной степени соответствует и тезис Фихте: «… я сам для себя объект, свойства которого при известных условиях зависят только от мысли, но бытие коего всегда должно предполагаться» [17, с. 416].
Никакой бесплотный дух в качестве производящей причины движения, стало быть, не нужен; но без отнюдь не бесплотного активного обойтись не удается – без него некому осуществлять процедуру обновления, формируя время, и значит, в конечном итоге события.
Проблемой для многих мыслителей является как раз сущность сознания: что это – нечто материальное или идеальное?
Например, Декарт относил сознание к некоей субстанции: «Всякая субстанция имеет преимущественный атрибут: для души – мысль, подобно тому как для тела – протяжение» [18, с. 445-451]. И он прав, если его слова отнести к сознанию в голографической проекции.
В отличие от Декарта Гуссерль не считал сознание субстанцией. Он полагал, что сознание не вещь, не часть мира, а конституирующая мир синтетическая спонтанность интенциональных актов не физической или психической природы: сознание – это область сущностных (априорных) отношений и сущностных усмотрений: «Осознанное интенциональное отношение Я к своим предметам я не могу понять иначе, как то, что к феноменологическому совокупному составу единства сознания принадлежат как раз такие интенциональные переживания, где интенциональным объектом выступает Я как одушевленное тело, Я как духовная личность и, таким образом, весь эмпирический Я-субъект (Я-человек). Такие интенциональные переживания должны составлять одновременно сущностное феноменологическое ядро феноменального Я» [19, с. 333-334].
Тем самым Гуссерль пытается исключить сознание из системы причинных отношений, которым подчинены вещи мира – физического или психического.
И тут Гуссерль в определенной степени прав, поскольку сознание само и, как кажется, без какого-либо давления формирует копии вещей из Единого в виде являющегося так, как оно может их распознать в соответствии с имеющимся у него на данный момент и на данном уровне развития разумением: в это являющееся само единое сознание уже в качестве каждого индивидуального сознания может углубиться в дальнейшем. Тем самым единое в своем множестве сознание само устанавливает порядок вещей.
Однако сознание тут же подпадает под этот, им же установленный порядок. «Спасает» ситуацию от дурной бесконечности то, что единое сознание «работает» с конечным и может начать свою работу заново, так же как и любое индивидуальное сознание может попытаться исправить содеянное в последующих жизнях.
