Выжившие после утренней вылазки — и А’Ярк вместе с ними — не без труда добрались до Столпов, распадка между зазубренными вершинами, где поселенцы на своих машинах не могли их достать. Но пустоши были оскорблены, что их так трусливо используют, — и юный воин поплатился за это. Он спасся от выстрелов, но не от проклятой брошенной фермером гранаты и не от того крошева, в которое она превратила каменную стену. Рука омертвела, кисть не двигалась. Если внутри происходило что-то еще, тускены об этом и знать не знали. Бесполезное то было знание.
Воин получил от вождя клинок и напутствие. Слова были известны каждому из них — слова, отделяющие тускена от всех прочих, кто живет в песках.
«Имеющий руки да удержит в них гадерффай».
Воин не отрывал глаз от оружия, но участь свою не оспаривал. Его банта достанется кому-то другому: отряд не мог себе позволить лишиться и седока, и животного разом.
Соплеменники оставили раненого в одиночестве — с мыслью о том, чтобы вернуться за телом позже. Сейчас главное — заняться живущими. Утренняя вылазка была рискованной… возможно, излишне рискованной при такой малочисленности отряда. Но она была, безусловно, необходима. Поселенцы слишком осмелели. Тускенам же следовало быть еще смелее.
Остатки клана прятались среди Столпов, как трусливое солнце. Легенда гласила, что здесь неоднократно сек горы кинжалом неизвестный великан; кое-кто утверждал, что этим великаном было само младшее солнце, бичевавшее брата. Как бы то ни было на самом деле, местность была необыкновенной. Колонны из природного камня и крошащиеся обелиски тянулись к небу, а у некоторых на верхушках возлежали каменные валуны, в любой миг готовые сорваться вниз. Между колоннами петлял лабиринт узких проходов. Некоторые вели в пещеры, другие — в никуда. Просвет между высокими скалами позволял разместить вокруг священного источника небольшое городище; песчаные люди теснились вместе со своими бантами в каменистом желудке Джандленда.
Никто не проронил ни слова, завидев, что А’Ярк обходит городище. Те несколько десятков тускенов, что отсиживались здесь во время вылазки, знали, сколь много слабых погибло. Скорбеть о никчемных соплеменниках было некогда. Их имена, их голоса ушли в прошлое. А песчаному народу надо выживать в настоящем.
В языке тускенов существовало слово «завтра», но использовали его редко. Что в нем хорошего? Смерть скакала бок о бок, как тени бант. Поселенцы, похоже, ни о чем таком не знали. Возводя укрытия для защиты своего драгоценного будущего, поселенцы становились толстыми и неповоротливыми — ну точно хатты. Может, хатты таким образом и появились на свет? Не то чтобы это когда-нибудь занимало мысли тускенов.
