Курд оказался в коридоре как раз вовремя, чтобы подхватить падающую филистимлянку. Хорошо, что он успел облокотиться о стену. Горничная была бледна, но жилка на шее билась. Никаких следов крови. Обычный обморок? Она так и не успела принести ему шербет.
Орест легонько похлопал ее по щекам. Но что же заставило ее потерять сознание? Детектив поднял голову и окаменел. В купе напротив, в луже крови, лежала мумия. Одетая в кремовый костюм и лакированные ботинки. У мумии не было сердца. Оно было вырвано прямо через расстегнутую рубашку. И покоилось рядом. На переливчатом шелке дивана. Пульсирующее, пурпурно-красное. Еще несколько судорожных сокращений (словно, игнорируя все законы природы, оно пыталось выжить вне тела) – и наконец оно остановилось.
И в то же мгновение начало усыхать. Бурые пятна покрыли багряно-алую плоть. Сердце съежилось, сморщилось, будто превращаясь в курагу или сушеную сливу. Отвратительный трупный запах заполнял помещение. Запах полуразложившегося трупа, запах смерти.
Орест закашлялся. Аккуратно положил горничную на ковер и встал на колени возле трупа. Провел над ним раскрытой ладонью. Запах… запах сильного колдовства. Зороастриец-герб сказал бы, что Орест чует друдж[40]. Православный священник говорил бы о грехе. Европейский алхимик сказал бы о черной магии. Магия была древней и сильной, как запах мускуса. Здесь свершилось колдовство. Большего, без специальных амулетов, курд, принявший гражданство Великороссии, сказать бы не смог.
Он провел ладонью над сердцем. Поразительно, но оно умерло почти на полчаса позднее своего хозяина. У простых правоверных такого не бывает. Орест выпрямился. Отпихнул ногой серебряный поднос и разбитую чашку.
В коридоре стоял бледный проводник и смотрел на него. Пассажиры выглядывали из дверей. Множество лиц – смуглых, коричневых или европейских, с самыми разными чувствами – смотрели в купе. Царила тишина. Только полный перс в феске что-то забормотал про себя, а рыжеволосый кельт пробормотал: «О, Кром!»[41]
Жозефина тоже стояла возле купе. Ее лицо напоминало посмертную маску из Мисра[42], только в глазах плясали огоньки.
Горничная пришла в себя. Ее смуглое лицо стало серым. Она смотрела в купе и икала. Детектив медленно закрыл дверь. Проводник сглотнул.
– И давно он… так?
– Я не знаю.
Видавший виды Орест справился с приступом тошноты.
– Вы, сударыня… Простите, как вас зовут? Юноша, принесите девушке воды.
– Я Меланто…
Бледный араб в форменном сюртуке отвернул миниатюрный латунный краник и наполнил водой хрустальный стакан. Подал его Оресту. Тот принял его и с невозмутимым видом вылил воду на голову филистимлянке. Та выпучила глаза, ошарашенно глядя на него.
