Сам того не зная, Клим Рогов ударил его по самому больному месту: Алов помнил себя молодым парнем с горящими глазами – как он презирал бездушных, беспринципных и развратных стариков-чиновников, охочих до сладкой жизни! Именно они были для него «буржуями», которых надо было беспощадно истреблять. А теперь он сам стал таким – если не считать того, что царские столоначальники жили весьма неплохо, а он прозябал в беспросветной бедности.
Алов никогда не показывал чувств перед «их сиятельствами», но перед Галей можно было не стесняться.
– Это что?! – крикнул он с порога и бросил ей в лицо вырезку из газеты. – Почему ты не уследила за Роговым? Как он смог переправить эту статью в Лондон?
Галя тут же начала реветь:
– Я не знаю!
– Не знает она! – передразнил Алов. – Не умеешь работать – нечего даром есть чекистский хлеб! Выясни все: с кем он дружит, куда ходит и что его связывает с Купиной. Поняла?
Галя шмыгнула носом.
– Я попытаюсь. Так у нас есть на нее дело?
– Нет! Все, иди отсюда и без результатов не смей появляться!
Дело на Купину появилось через десять минут: Алов завел новую папку и подшил в нее собственные воспоминания о встрече с Ниной и рапорты китайцев, с которыми она пересекла советскую границу. Пока зацепиться было не за что, но Алов решил держать ухо востро и повнимательней присмотреться к Климу Рогову и его подруге.
5.
«Книга мертвых»
>Галя принесла две новости: одну хорошую, а другую плохую. Хорошая – в ОГПУ нет дела на Нину, а плохая – меня зачислили в «недружественные» журналисты.
>Галя аж расплакалась от обиды за меня.
>– Зачем ты это сделал?! Теперь тебе во всем будут ставить палки в колеса!
>Она попыталась выяснить, как я сумел переправить материал за границу, я вспылил и отправил ее домой.
>Жалко ее – сил нет! Видно, что она хочет уберечь меня от неприятностей, но ее настырная забота страшно раздражает.
>Я пошел к цензорам, чтобы выяснить, насколько велик мой грех и что мне за него грозит.
>Стоило мне открыть дверь, как Вайнштейн набросился на меня с упреками:
>– Я вам искренне симпатизировал, а вы меня так подвели! Еще раз такое повторится – пеняйте на себя!
>У меня немного отлегло от сердца – на первый раз меня простили и позволили остаться в Москве. Но в то же время я чувствовал себя, как гимназист, которого вызвали на ковер к директору. Какого дьявола Вайнштейн диктует мне, что писать и публиковать в другой стране? Не его собачье дело!
>Но спорить было бессмысленно.
>Кажется, на моей мечте об интервью со Сталиным можно поставить крест.
