— Конечно.
— Глупо. Во всяком случае, неумно.
— Совсем не глупо. Я не хочу деквалифицироваться.
— Уезжать не советую. Мы вас ценим. Вы это знаете.
— Здесь становится неинтересно. Никакой практики.
— Мы можем послать вас на курсы.
— На какие?
— Хирургом станете.
— Хирургом?
— Да. Почему бы вам не стать хирургом?
— Вы думаете? — В голосе Вадима Павловича звучали нотки сомнения.
— Да. Нам нужен третий хирург. Подумайте.
— Обещаю. — Вадим Павлович встал, одернул халат.
Чуднов подал ему руку. Вадим Павлович пожал ее и вышел из ординаторской. Он ни разу не улыбнулся.
Я все еще сидел, притаившись, и листал истории болезней.
— Слышали? — спросил Чуднов.
Я посмотрел на него и сделал непонимающее лицо.
— Вы слышали, что говорил Вадим Павлович?
— Я изучал истории болезней. — Я не мог признаться, что подслушивал.
— Жаль, что вы не слышали… Занятная проблема. — Чуднов улыбался своим мыслям.
Я подождал немного, потом сказал:
— Мы вчера не были в поликлинике.
— Знаю.
Он смотрел в окно. Сосны на больничном дворе едва заметно покачивались. Верхушек не было видно, они оставались где-то выше окна. Низкие серые облака ползли по крышам деревянных домиков.
— Врачей не хватает, и почти все мы, за редким исключением, работаем на полторы ставки. Возложенную на нас работу надо ведь выполнять. Врачи работают с восьми утра до семи вечера, с двухчасовым перерывом на обед… Студентов я не могу заставить работать столько же. Собственно, и врачей я не заставляю. Все они у меня добровольцы.
Только теперь я понял, почему Чуднов не ругал нас за то, что мы вчера не пошли в поликлинику.
— А мне — всем нам — можно работать на полторы ставки, как врачи?
— Хотите полторы практики пройти? — Чуднов с хитрецой посмотрел на меня.
Я не знал, что он скажет. Но я надеялся, что он поймет меня и разрешит. Я не мог представить, что почувствую, если он скажет «нет». Мы должны работать не меньше, чем врачи, иначе какая же это будет практика? Врачи на работе, а мы дома. Мы обязаны целый рабочий день дышать тем же воздухом, что и они. Если им трудно, пусть и нам будет трудно. Уже теперь мы должны знать все о нашей профессии.
Не знаю, о чем думал в эти минуты Чуднов. Он по-прежнему смотрел мимо сосен на скользящие по крышам тучи и курил. Не забыл ли он о моем вопросе? Я сидел, молчал и смотрел на его грузную фигуру, едва умещавшуюся в жестком кресле.
— Ну, что же, не возражаю, — услышал я его голос.
— Спасибо, Михаил Илларионович!
Я побежал вниз по лестнице. Захаров и Гринин сидели в ординаторской хирургического отделения и заполняли истории болезней. Я рассказал им о разговоре с Чудновым.
