— Что вы наделали? — не оборачиваясь, спросил он. — Я спрашиваю, что вы наделали?!
Любовь Ивановна молчала, рассматривая ноготь на своей руке.
— Кто разрешил? Как вы посмели?! — закричал Золотов и затопал ногами.
Он раздражался все больше оттого, что она молчала.
— Отвечайте! Я вас спрашиваю!
— Я здесь непричастна, Борис Наумович.
— Кто сказал Василию Петровичу?
Любовь Ивановна молчала, опустив голову. Она изучала во всех тонкостях ногти на левой руке.
— Отвечать! — вдруг вскрикнул Золотов. — Я спрашиваю вас, а не стену.
— Постыдились бы студента, — тихо сказала Любовь Ивановна.
— Какого студента? — Он обернулся, увидел меня. — Зачем вы здесь?
Мне нечего было ему сказать, и я стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Уходите сейчас же! Немедленно!
Но я решил не уходить до тех пор, пока не попросит Любовь Ивановна.
— Это вы его затащили! — Золотов нацелил на сестру, словно пистолет, указательный палец. — Ваша работа. Вы есть язва, самая настоящая хирургическая язва на здоровом теле отделения.
Он посмотрел в темнеющий вырез окна и прибавил:
— Можете идти.
Мы вышли вместе. В коридоре на потолке уже горели молочные шары, было тихо и спокойно. Я вздохнул, словно выбрался из темного подземелья. У Любови Ивановны было красное, будто распухшее и воспаленное лицо. Она спросила:
— Ясно?
— Ясно, — ответил я.
Она вздохнула и, еле волоча ноги, ушла в санпропускник.
В коридоре было душно, и я решил выйти во двор.
В вестибюле я встретился с Захаровым и Грининым. Они возвращались из столовой.
— Мы подзаправились, — сказал Захаров. — Теперь твоя очередь.
Я отпросился у Чуднова и тоже пошел в столовую ужинать и просидел там больше часа. Когда я вернулся, Захаров и Гринин находились во второй палате, у постели Лобова.
Я попросил Захарова выйти на минутку в коридор и рассказал ему о вечернем обходе Золотова, потом поднялся на второй этаж и рассказал Чуднову.
— А что думают товарищи студенты по этому поводу? — спросил Чуднов.
— Я могу сказать только за себя, Михаил Илларионович, — ответил я.
— Хорошо, скажите за себя, Игорь.
На этот раз он не назвал меня по отчеству, наверно, потому, что устал и забыл, что весь день величал нас, как докторов. Мне было приятно услышать простое Игорь, и я выпалил:
— Я бы объявил ему выговор по партийной линии.
Так мне сказал Захаров, когда я описал ему сцену между главным хирургом и сестрой. Я был согласен с ним и поэтому мог сказать от себя.
— О, какой вы скорый на руку, — улыбнулся Чуднов.
