— И давно я беру с тебя деньги? — спросил он.
Венера поняла, что он не шутит, и нерешительно покачала головой, хотя ей почему-то захотелось, чтобы брал. Она снова села.
— Сперва вваливаешься, как танк, а теперь оскорбляешь.
Венера тревожно посмотрела на приоткрытую дверь, как будто предчувствовала, что скоро в нее войдет беда.
Малютка отстегивал себя от тележки. Полумеры его никогда не устраивали. Страх подступил к горлу Венеры долгим сухим жжением.
— Ты совершенно все напутал, пупсик, — проговорила она. — Это Фэнси сказал мне.
Она шмыгнула носом и потерла веки.
— А я сказала, не дай бог ты узнаешь, что он мелет.
Он пристально посмотрел на нее. Потом медленно, ритмично отталкиваясь, уехал по голому полу в длинный сумрачный коридор, оставив распахнутую дверь тихонько качаться у себя за спиной.
Сидя на краю кровати, Венера слушала, как тележка стучит по ступеням, потом посмотрела на часы: времени оставалось только на то, чтобы спуститься вниз.
В эту ночь вежливому парню снился безногий. Лежа на гостиничной кровати, он слышал неторопливый, тяжелый стук где-то в глубине лестничного колодца, освещенного газовыми рожками. Безногий приближался. В комнате горел свет, парень сел, охваченный непонятным ужасом, и смотрел, как медленно поворачивается дверная ручка, тщетно надеясь, что калеке не хватит роста повернуть ее до конца. Еще оставалось время, чтобы запереть дверь — ключ торчал в замочной скважине. Но он двигался, как в стоячей воде, одеревеневший от страха, и не успевал, никак не успевал, дверь медленно-медленно распахнулась: за ней никого не было. Никого, во всем длинном, плохо освещенном коридоре. Никого — он был уверен в этом — во всей огромной гостинице. Ватные от страха пальцы беспомощно возились с ключом. И тут он, наконец, проснулся — в комнате горел свет, ключ поблескивал в замочной скважине.
Фэнси с трудом встал и посмотрел на часы. До обычного утреннего подъема было еще далеко. Он снова сел на край кровати и спросил себя: ну что в конце концов может сделать безногий на тележке ему, здоровому взрослому парню? Сидя на смятой постели, он смотрел на мигающие огни Стейт-стрит — красный-зеленый, красный-зеленый — и бодро пускал колечки дыма дешевой сигаретой, пока, наконец, не погасли вывески, не наступил рассвет и не зашумел городской транспорт.
В полдень, когда Фэнси развязывал фартук, чтобы сбегать через дорогу за кофе, в бар въехал Малютка. Он вез себя на колесах с подшипниками, как разбитую статую. Надменному, тщеславному Малютке больше всего нравилось позировать, глядеть по сторонам со своих подмостков, нет ли поблизости женщин, чтобы продемонстрировать классические черты лица, накачанные бицепсы, поджарый, как у Спасателя, торс и аккуратную темную бородку клинышком. Проезжая мимо барной стойки, он окликнул Фэнси и насмешливо показал на него пальцем:
