Потому что он и впрямь умел водить так, что только держись!
За шесть коротких лет рыжеголовый птенец оперился и встал на крыло. Чем длиннее была дорога, тем быстрее он ее преодолевал. Если Дженни — девушка, которая его любила, — спрашивала, к чему такая спешка, он отвечал:
— Чем быстрее я еду, тем мне спокойнее. Как будто к чему-то приближаюсь. Братья всегда ели в первую очередь, потому что они старше, в тюряге — и того хуже, каждый раз оттирали в конец очереди, мне и на свободе стало казаться, что все, кому не лень, норовят спихнуть меня на обочину. Но за рулем им со мной не тягаться. Здесь я любого обставлю. Если на хвосте копы — еще лучше. Когда от них смоешься, чувствуешь, что никому тебя не поймать, да никто пока и не поймал.
— Когда поймают, поздно будет, — предупредила Дженни.
— Поздно для чего?
— Поздно, чтобы спать по ночам, а днем ходить на работу, Джино. Это единственный надежный способ.
— А я за надежностью не гонюсь, — ответил он. Потом свел разговор к шутке и заставил ее забыть все страхи. Потому что Дженни тоже умела завести так, что только держись.
Как-то днем патрульные засекли его, когда он лениво катался взад-вперед у северо-западного входа в Гумбольдт-парк, и прижали к обочине. Ухмыляясь, Джино подпустил их поближе. Потом врубил заднюю, переехал живую изгородь и, петляя между деревьями, подминая кусты, выскочил на извилистый бульвар. Так близко они потом целый год к нему не подбирались.
Однажды в предрассветной тьме, на пересечении Полк и Холстед, серый седан нарушил правила обгона трамвая. В машине, очень похожей на ту, что фигурировала в вечернем ограблении пары закусочных, сидели трое. Патрульные начали погоню со стрельбой и преследовали их в восточном направлении по Дековен-стрит больше полутора километров. Сразу после пересечения с Клинтон-стрит машина перескочила бордюр, крутанулась на двух колесах на сто восемьдесят градусов и рванула обратно на запад, едва не чиркнув крылом патрульный автомобиль. Пока полицейские разворачивались, седана и след простыл.
На той же неделе наряд заметил Джино в центре Чикаго — он ехал к северу по Ла-Саль. Впереди за Вэкер-Драйв был разведен мост, но Джино не колебался. Он нырнул в трамвайный туннель, машина запрыгала по деревянным шпалам и, мелькнув на мгновение, снова исчезла на Хаббард-стрит, уже за рекой.
— Вот такой я человек, — объяснял он Дженни. — Мне нравится риск. Мне не нравится надежность. А еще мне не нравится попадаться. Но больше всего мне не нравится, когда надо мной смеются.
