На полюсе | страница 13

Теодорыч усмехнулся:

— Убили не убили — это неважно. Важно, что мы видели медведицу, да ещё с медвежатами!

Мы стали рассуждать. Если здесь водятся медведи, значит, и нерпы должны быть. Ведь медведи ими питаются. А если есть нерпы, значит, должна быть и рыба. Через несколько дней я увидел в трещине нерпу. «Ну, — думаю, — полакомимся нерпичьей печёнкой». Выстрелил, попал. Но убитую нерпу унесло течением под лёд. Экая досада!

Попадался нам и морской заяц — лахтак. В этом «зайчике» добрых восемнадцать — двадцать пудов.

Однажды я много часов просидел с ружьём у трещины, терпеливо ждал зайца, мечтал: «Вот зайчик покажется, буду угощать товарищей свежей зайчатинкой!»

Долго ждал, весь продрог, но лахтак так и не показался.

Я утешал себя: «Не беда! Зато мы сделали важное открытие. Раньше думали, что на полюсе никакой жизни нет. Даже знаменитый Нансен так думал. Но он ошибался. Сколько всякой живности мы уже здесь видели! Петя каждый день достаёт из морских глубин разных мелких животных. К нам прилетали птицы: чайки, пуночки, чистики… Мы видели лахтака, нерпу, медведей… Жизнь на полюсе есть! Так и запишем!»

Я вернулся в палатку, сел писать дневник. Как начальник станции «Северный полюс», я каждый день записывал всё, что случалось. Иногда от усталости после работы перо вываливалось из рук, но всё равно я писал. Пока не запишу, спать не лягу.

7 Ноября 1937 года мы вместе со всей страной праздновали двадцатилетие Великой Октябрьской социалистической революции.

Засверкали бритвы, мыльная пена покрыла лица, запахло одеколоном. Мы впервые побрились как следует.

Вечером, чистенькие, сидели за праздничным «столом». «Стол» ломился от яств. Чего там только не было! И два сорта конфет, и сгущённое молоко, и сыр, и лепёшки, и даже кусочек торта, который мы берегли к празднику.

Пировали до пяти утра. Легли спать. Но в девять часов мы все снова были на ногах. Быстро напились чаю. Скорей к радиоприёмнику, скорей слушать родную Москву!

Десять часов.

И вот мы слышим бой часов на Спасской башне. Молча улыбаемся друг другу.

— Тише, тише! — шепчет Кренкель. — Сейчас военный парад начнётся!

И вот мы слышим громовое «ура» с Красной площади. Играют оркестры, грохочут танки, шумят самолёты.

Тускло горит лампа, в палатке температура ниже нуля, мы сидим закутанные, слушаем передачу из Москвы, и нам кажется, будто мы вместе со всеми на Красной площади.

Потом мы устроили свою демонстрацию. Впереди шёл я, с флагом СССР. За мной, с винтовками, двигались Ширшов. Кренкель и Фёдоров.