— А что, брат, побаливает? — Затягивая шнур, Шестаков участливо посмотрел на друга.
— Не-ет, — Миша, сжав губы, замотал головой.
Кто-то положил ему руку на плечо. Он обернулся.
Пряча улыбку в прокуренные усы, присел на банку старый боцман Акинф Евсеев, или, как его любовно звали кадеты, Евсеич. Все лето присматривался он к Мише, хвалил не раз за сметку и сноровку.
— Ну, ну, так уж полфунта железяки по затылку шмякнуло, саднит небось. Это что, на море каждый час головушки лишиться можно. Волна-то — она могуча, да глупа, особенно в океане. Потому-то, брат, глядеть надобно в оба, ни-ни, чтоб зевать. Не токмо себя погубишь, а и товарищей своих, и судно потопишь.
На стенке послышался топот, подбежал дежурный прапорщик:
— Лазарев-первый! К дежурному офицеру по корпусу!
Андрей ловко вспрыгнул на стенку. Вернувшись, он озорно улыбнулся:
— Завтра поутру велено всем нам отправляться к Гавриле Романовичу, иначе ротный пообещал всыпать «горячих» на гауптвахте.
С самой Пасхи не наведывались братья к Державину, и тот был весьма огорчен и недовольно ворчал:
— Видано ли такое — с малолетства неслухами быть, хотя бы о сестричке младшей озаботились. — Сенатор ласково гладил прижавшуюся к нему Верочку, она целое лето провела на даче в семье поэта, и тот не чаял в ней души, словно в родной дочери.
Присмотревшись за несколько дней к ребятам, Державин заметил, что минувшие полгода не прошли для них даром. Они повзрослели, стали крепышами, а главное, было заметно, мореходное дело их влекло.
Из столовой вышел гость, Николай Резанов.
— Ты знаком с пострелами, — сказал Державин. — Помнишь покойного Петра Гавриловича Лазарева? Его сынки…
За обеденным столом упрашивать братьев откушать не пришлось. Державин пошутил:
— Видать, харчи кадетские скудны. А может, аппетит служба прибавляет?
— Нынче в морской вояж ходили до Кронштадта, — с хрипотцой проговорил, уплетая горячие щи, Михаил.
Державин переглянулся с Резановым, шутливо спросил:
— Ну и как, волнами вас покидало, ребрышками шпангоуты посчитали?
— Было дело, — поддержал брата Андрей, — вестимо, на море пучина не разбирает, знать, что щепку, что корабль пошвыривает одинаково.
— Хм, вы и взаправду, видно, отведали Нептуновых прелестей, — проговорил Державин. — Однако морские его проделки по-настоящему еще предстоит вам узнать. — Он повернулся к Резанову: — А помнишь, Григорий Иванович тоже по молодости начинал.
Резанов посмотрел на ребят, задумался на минуту:
