Переведя дух, я добыла в кладовке старую растрепанную швабру; взяла две кисточки, надела перчатки. Затащила швабру с кисточками наверх, отдала Василию. Во второй раз подниматься и спускаться было уже не так страшно. Мне уже не хотелось немедленно обратиться ко всемирно известным продюсерам с предложением снять блокбастер о моем героизме под названием "Смертельный кульбит". Я решила временно отложить написание истеричного электронного письма Люку Бессону.
Однако впереди меня ждал почти голливудский трюк: нужно было поднять на крышу раскаленное ведро с гудроном, который был очень похож на растаявший горький шоколад, если не считать сильнейшего запаха свежего асфальта. Вася своим насмешливым подбадриванием сверху, вроде "я впечатлён твоим беспредельным мужеством, можно мне автограф?", раздражал меня настолько, что я не заметила, как вместе с раскаленной емкостью взлетела наверх. Совсем как Кейли Куоко на своём личном самолёте, фото которого из "Инстаграма" стояло у меня перед глазами.
"Неплохо", – только и сумел вымолвить Василий, забыв щелкнуть зажигалкой и затягиваясь незажженной сигаретой. Я самодовольно усмехнулась.
Пока Вася насыщал свой организм никотином, а затем расслабленно сидел в обнимку с ведром, я как следует прошлась шваброй по всей крыше. Седой мох неохотно покидал облюбованное место жительства. Мне пришлось приложить порядочную силу, чтобы отскрести пористый шифер от разнообразной растительности. Перепревшие листья смачно шмякались на бетон, хвоинки задумчиво кружились в воздухе. Через несколько минут крыша перестала напоминать заросшую избушку Бабы Яги или, скажем, тайный домик Лесовичка.
– Никогда не думала об актерской карьере? – серьезно спросил Василий, с интересом меня разглядывая.
Я польщенно заулыбалась, представив себе, как Джимми Фэллоун из "The Tonight Show" (или хотя бы его двойник Ваня Ургант из "Вечернего Урганта") берёт у меня интервью.
– Всё может быть, хорошая идея!
– Подумай, подумай, – покивал Вася. – С этой метлой, с этой копной темных растрепанных волос, с перемазанным личиком и своими горящими черными глазами, ты будешь великолепна в роли… ведьмы.
– Ах ты, подлец! – я треснула его шваброй по ноге, отчего гудрон едва не выплеснулся из ведра. – И вообще, глаза у меня никакие не черные! А цвета темного меда. Или дорогого коньяка, если угодно. Карие, одним словом.
– Да красивые у тебя глаза, красивые, я же ничего не говорю, – сразу сдал назад Василий. – Давай приступать к делу.
