«Возможно, славная мадемуазель Жерсанда догадывалась о моих отношениях с Гильемом. Этим летом она слишком настойчиво повторяла, что я должна уметь вести себя в обществе. Если мне придется разговаривать с Лезажами, я не ударю в грязь лицом».
Малыш расплакался. Его плач был похож на мяуканье котенка. Анжелина приподняла накидку и поцеловала сына в лобик.
— Прошу, будь умницей! Скоро тебя покормят, Анри, — ласково приговаривала молодая мать, сворачивая на узкую улочку с серыми домами.
Каждый шаг давался ей с трудом. Но, как ни медлила Анжелина, она все-таки пришла на улицу Лавуар. Охваченная нервной дрожью, молодая женщина привязала ослицу к кольцу, вделанному в стену.
— А ты, собака, подожди меня здесь, — выдохнула Анжелина. — Не уходи. Я не знаю, что буду делать с тобой, но подожди.
Малыш заплакал громче. С пересохшими губами Анжелина сквозь слезы растерянно смотрела на темную деревянную дверь. Она должна была постучать, но ее руки судорожно вцепились в крохотное тельце сына.
— Пресвятая Дева, помоги мне! — прошептала Анжелина, стараясь обрести мужество. — Если женщины Сютра увидят, что я плачу, если я не сумею поведать им сказку, которую придумала, они поймут, что этого ребенка родила я. Гильем, почему ты не возвращаешься?! Почему молчишь? Боже мой! Ты мог бы мне написать!
Анжелина в последний раз с нежностью взглянула на своего ребенка. Подавив тяжелый вздох, она постучала в дверь: раз, два, три.
