— Мне тоже, — заявила она. — Можете приступить к обсуждению прямо сейчас, если хотите. А я ухожу.
Она вскочила со стула и умчалась с такой скоростью, что Юлиус едва успел привстать, чтобы попрощаться.
— Вот это да, — сказала я. — Что это с ней?
— А с ней то, — сказал Юлиус, — что она думала, — как впрочем и я, — что вы очень любите свою работу, что вы ухватитесь за представившуюся вам прекрасную возможность, что вы не пренебрежете ею ради какого-то незнакомца. По сути, Ирен, несмотря на все свои недостатки, любит вас. Просто она не знает, с какой легкостью вы увлекаетесь.
— О ком это вы говорите?
— Об этом Луи Дале, — спокойно ответил Юлиус. — О нем и еще о том пианисте из Нассо.
Я смутилась и почувствовала, как краснею.
— Откуда вы знаете? — спросила я. — А если знаете, то как смеете говорить мне об этом? Вы что, следили за мной?
— Я же говорил вам, что вы меня интересуете.
За стеклами очков глаза его превратились в узкие щелочки. Он даже не смотрел на меня. Он вызывал во мне ужас, я сама вызывала в себе ужас. Я вскочила так резко, что щенок вздрогнул и принялся яростно тявкать.
— Я ухожу, — сказала я, — мне невыносима одна мысль, что вы… вы…
Я клокотала от бешенства, от стыда… Я даже начала заикаться. Юлиус поднял руку в примирительном жесте.
— Успокойтесь, — сказал он. — Будем считать это недоразумением. Как договорились, в семь часов я заеду за вами.
Но я уже неслась прочь. Большими прыжками я перебежала проспект и втиснулась с собакой в машину. И лишь повернув ключ зажигания, я вспомнила, что это «его» машина. Но это уже мало заботило меня. Рискуя разбить его драгоценный автомобиль, я развернулась прямо на проспекте, пересекла мост и со всей скоростью направилась к дому. Кровь стучала у меня в висках. Я села на кровать, и щенок с любовью положил голову мне на колени. Теперь я не знала, что делать с собой дальше.
Спустя пять минут Юлиус позвонил мне в дверь. Он сел напротив и посмотрел в окно. Если вспомнить, то за все знакомство мы так ни разу и не посмотрели друг другу прямо в лицо. Когда я смотрела на него, то всегда видела один лишь профиль. Это был человек без жестов и без взгляда. Это был человек, который видел меня запертой в квартире с Аланом, был рядом, когда я плакала в нью-йоркском отеле, наблюдал за мной, увлеченной пляжным пианистом. Это был человек, который хранил обо мне несколько ярких и мелодраматических воспоминаний. Человек, о котором я не знала ничего или почти ничего. Единственный раз, когда он заговорил о своих чувствах, был, когда он, обессилевший, лежал в гамаке, и я видела лишь клочок его волос. Наша борьба шла не на равных.
