— Удирай! Картер, ради бога, задвинь плиту и беги!
Было что-то ребяческое в этих словах моего потрясенного друга, но, как ни странно, от этого я сразу же пришел в чувство и крикнул:
— Уоррен, держись! Я спускаюсь к тебе.
Но услышав эти слова, Уоррен в полном отчаянии изо всех сил закричал:
— Нет!! Ты ничего не соображаешь! Задвинь назад плиту и беги. Больше ты уже ничего не сможешь сделать!
Внезапно голос его снова переменился — на этот раз он стал уже каким-то более спокойным, будто примирившимся с безысходностью. И хотя напряженность в нем все еще сохранялась, видно было, что она вызвана уже заботой обо мне.
— Быстрее, пока не поздно! — умолял меня Уоррен.
Я старался не обращать внимания на эти слова, пытаясь преодолеть охватившее меня оцепенение и кинуться вниз в соответствии со своим намерением. Но следующие слова Гарли застали меня на том же месте — я не мог пошевелиться, скованный страхом.
— Картер, спеши! Все бесполезно. Ты должен уходить — лучше я один, чем двое… Плита…
Молчание, потом снова позвякивание и слабеющий голос Уоррена:
— Все почти уже кончено, не осложняй ничего… Закрой эту проклятую лестницу и убегай — спасай свою жизнь. Ты теряешь драгоценное время… Прощай, Картер, мы больше не увидимся…
При этих словах шепот Уоррена перешел в задыхающийся крик, который постепенно сменился отчаянным воплем, полным глубокого и безысходного ужаса.
— Проклятье этим бесам! Их миллионы!! О, боже мой!.. Удирай! Удирай! У-ДИ-РА-А-АЙ!!
После этого все стихло. Не знаю, как долго я просидел в ожидании: я шептал, бормотал, звал, орал в телефон. И снова принимался звать и кричать:
— Уоррен! Уоррен! Ответь мне, где ты?
И вот тогда-то и случилось самое страшное, самое невероятное, непонятное и самое необъяснимое из всего, что произошло. Мне показалось, что прошла уже целая вечность с того момента, как Уоррен выкрикнул в аппарат свое последнее отчаянное предостережение, и теперь только мой собственный голос нарушал зловещую тишину кладбища. Но через некоторое время в трубке вдруг послышались какие-то звуки, и я напряг свой слух. Опять я спросил:
— Уоррен, ты там?
В ответ на это я услышал такое, что разум мой сразу же помутился. Я не пытаюсь, джентльмены, объяснять это… тот самый голос… Я не осмелюсь даже детально описать его, поскольку при первых же словах потерял сознание и не помню ничего вплоть до того момента, как я очнулся в больнице. Но могу сказать только, что голос этот был низкий, глубокий, какой-то желеобразный, глухой, хриплый, нечеловеческий и бестелесный. Я прекрасно слышал этот чудовищный голос, шедший из глубины проклятого вскрытого склепа, одновременно наблюдая за бесформенными мертвыми тенями, пляшущими в холодном свете бледного полумесяца. И этот голос сказал мне:
