. Когда Сесиль родила близнецов, он был счастлив. И даже подкалывал Дороти, что она стала бабушкой прежде, чем была к этому готова. Дороти привычно огрызалась.
Вечерами, когда становилось тоскливо, он доставал старый путеводитель по Квебеку. Это был его талисман, он везде возил потрепанную книженцию с собой. И перелистывал, читал, вглядываясь в бледные чернила слов. Аромат становился слабее, но Марсель все равно чувствовал его всегда.
Была и еще одна радость. О которой Марсель только догадывался, которую чувствовал только во снах. Женщина, дороже которой нет и быть не может, не ушла от него. Она всегда была рядом.
Только немного грустно, что в жизни они так и не встретились.
Часть седьмая-
Дорога к Дому
На красно-коричневых, местами голых ветках деревьев и кустов висели сотни капель дождевой воды, унизав их подобно хрустальным бусинам в ожерелье. Они дрожали от слабого, почти незаметного ветра.
Она шла, быстро, радостно. Ее глаза вглядывались в противоположный конец аллеи.
Туман почти рассеялся, и через него все мягко золотило солнце.
Она прибавила шаг, не сдержалась и побежала. И он побежал ей навстречу.
Самые главные объятия, единственные. А вокруг – тихий, опадающий сад, запах мокрой земли, прели, яблок, дождя, древесины. Камней аллеи почти не видно, они укрыты ковром влажных листьев, желтых, бордовых, пурпурных, зеленовато-лимонных.
«Ты…» – подумал он ей.
«И ты… – молчаливо откликнулась она. – Я боялась, что натворила ужасных дел…»
«Я тоже боялся. Ты дала маху… Но все исправила».
«Потому что ты пришел мне на помощь. Без тебя я ничто».
«Но я всегда рядом. И мы. Всегда. Вместе».
Рядом соткался из невидимых нитей их Дом, самый прекрасный, самый величественный, самый дорогой Дом. Рука об руку они ступили на дорожку к нему.
К высокому крыльцу вели шесть мраморных ступеней.
Первая почти ушла в рыхлую осеннюю землю, на нее со всех сторон наползала неугомонная трава.
Вторая немного покосилась влево. Но они шагнули на нее без опаски.
Третья треснула ровно посредине, и из трещины торчал чахлый на вид подорожник.
Четвертая была слегка щербата, и щербинки, при известном воображении, можно было принять за чью-то лукавую мордашку.
Пятая ступень была образцовой, ровной и гладкой.
А шестая… была уже не ступенью, а широкой придверной плитой на крыльце. Ветер гостеприимно распахнул дверь, и они оказались внутри. На журнальном столике у дивана лежал путеводитель.
«Ты хранил его для меня… Ты знал, что он был мне дорог», – думала она с нежностью, и он слышал все до одной ее мысли.
