.
– Как ты сюда пробрался? Для чего? Ограда высока и неприступна. Тебе здесь неминуемая смерть, Когда бы тебя нашли мои родные.
– Меня перенесла сюда любовь, Ее не останавливают стены. В нужде она решается на все, И потому – что мне твои родные!
– Они тебя увидят и убьют. – Твой взгляд опасней двадцати кинжалов. Взгляни с балкона дружелюбней вниз, И это будет мне от них кольчугой.
Карлайл и Энни читали признания других молодых людей, но… «Разве кто-то изобрел с тех пор новые слова?» – думала Джемма. От ее взгляда не ускользало ничего. Читая по одной книге, они вынуждены были сидеть рядом, и их головы и руки почти соприкасались.
Очень скоро Джемма отгородилась от слов, и голоса стали доноситься как из-за шторы. Ее эскизам не нужно было вмешательство, костюмы давно были сконструированы в ее голове. Она успела начертить в блокноте пару моделей для «Медеи», когда Карлайл оборвал реплику на полуслове:
– Мам. Ты не слушаешь.
– Конечно, слушаю, – возразила Джемма.
– Может, ты нас отпустишь? А то у меня голос что-то садится. – В доказательство он кашлянул.
– Конечно, идите. Там такой денек. Я вообще не понимаю, что вы тут застряли, – нетерпеливо тряхнула головой Джемма. Из прически выпало две шпильки, и она проворно воткнула их обратно, глядя, как за Карлайлом и Энни закрывается дверь.
С тех пор Карлайл все чаще вечерами пропадал с Энни. Они обошли, судя по их рассказам, все музеи, объехали все окрестности. Джемма была довольна.
Но вечерами Карлайл все равно находил успокоение только рядом с Джеммой. Он по детской привычке садился на пол у ее ног и обнимал их, прижимался щекой к коленям.
– Я скучаю по тебе, – пробормотал он как-то раз.
– Почему? Я ведь рядом, – слукавила Джемма. Она не могла признаться себе в этом, но тоже скучала по нему. Они успокаивались, только находясь рядом, когда одни, карие, глаза могли найти другие, синие.
– И я рядом. Ты единственная, ты моя любимая, самая родная. Единственная, – с нажимом произнес Кармайл, словно требуя от нее чего-то со смутной ревностью.
Она положила руку ему на голову, и больше за весь вечер они не проронили ни слова.
Дни сменялись днями, снова наступила весна. Карлайл делал большие успехи, его хвалили преподаватели, со многими из которых Джемма была знакома, и прочили ему будущее блестящего врача.
Но в последнее время Джемма старалась обходить врачей стороной. Ей казалось, что любой специалист непременно заметит, что с ней творится неладное.
