Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди | страница 32
С ЦК не поспоришь. Вся надежда была на переводчицу Машу Сеженскую, дядя которой, Ю. В. Муромцев, был тогда ректором института имени Гнесиных.
— Делай что хочешь, но принеси мне справку, что он не может быть принят по профессиональным данным.
Она позвонила дяде и через неделю отправилась на прослушивание.
— Я им говорила, что это черный Орфей, но когда он запел… А люди там ответственные. Председатель комиссии — Н. Д. Шпиллер. Он закончил, я его за руку — и на выход. А они мне: «Полагается два сольных номера». Дальше было еще хуже. Он отпел, мы вышли, но тут я вспомнила, что ты велел принести справку. Снова вошла. «Что вам еще надо?» — недовольные такие. «Мне нужна справка». — «Какая еще справка?» — «О результатах прослушивания». — «А вы сами не поняли? — «Мне нужна справка». — «Получите в дирекции». Получила. Там написано: «Не прошел по конкурсу».
А на следующий день ей позвонил дядя:
— Ты меня опозорила. Я им тоже говорил: черный Орфей, черный Орфей…
Я выдал Орфею справку и позвонил в ЦК.
Через неделю его забрали обучать живописи.
Директор нашей Высшей комсомольской школы Николай Николаевич Мурашов готовился выступать на районном партактиве. Он хотел поставить вопрос о ремонте дорог. В школе часто бывают иностранцы, причем на самом высоком уровне, а дороги отвратительные.
Вернулся он мрачнее тучи. Оказалось, что ведущий заседание вместо «директор Центральной комсомольской школы» по ошибке представил его как «директора Центральной кавалерийской школы». Мурашов его поправил, и в зале начались смешки. Когда он стал говорить о дорогах, кто-то из зала спросил: «А лошади асфальт не разобьют?», что вызвало гомерический хохот. Выступление было скомкано.
Бухгалтер Виктор Иванович ходил вокруг костра и причитал:
— Посадят. Нас непременно посадят!
Этому столь зрелищному событию предшествовала ревизия имущества, выдаваемого слушателям нашей школы.
Обнаружилась нехватка 45 зимних пальто. Слушатели из Африки умудрялись их продавать, никакого уголовного дела на мужественных борцов с колониализмом заводить было нельзя. Кроме того, наша школа была зоной, свободной от милиции. После обнаружения каждой пропажи наш эконом Леня Кривовяз должен был списывать пропажу по одной единице. Но Леня был вольным художником, иногда мог исчезнуть на несколько дней, жизнь вел, как бы теперь сказали, гламурную и пропавшие пальто не списывал.
Лето, большинство слушателей разъехались, и Леня не объявлялся на работе десять дней.