Будем кроткими как дети [сборник] | страница 31

Но кто-то из них заметил мое намерение и грозно крикнул мне, чтобы я уматывал. Все трое оставили кораблик и снова повернулись ко мне. Видимо, я чем-то показался им забавным, они заулыбались, переглядываясь. Кто-то длинно сплюнул сквозь зубы… Набравшись духу, я опять крикнул:

— Чего вам надо? Я вас не звал… Так несправедливо!

Тут один, чуть пониже меня ростом, но щекастый, кругленький, вдруг неожиданно размахнулся и метнул в меня камень. Багровый огонь взорвался в моем левом глазу, я упал на колено, зажимая лицо руками. Кровь потекла меж пальцев. Глаз сразу же заплыл подушкой опухоли и перестал видеть. Когда гул тяжелых жерновов немного стих в голове, я с диким визгом вскочил на ноги и, сжав окровавленные кулаки, кинулся на пиратов. Они дружно развернулись и дунули от меня вдоль реки. Я мчался за ними со страшным воем, которого не в силах был приостановить, — горло мое напряглось, словно костяная трубка, и оттуда сам собою вылетал мучительный беспрерывный крик. Из носа хлестала кровь, заливая грудь.

Единственным глазом своим я высматривал того, щекастого, который мчался, низко пригнувшись, часто оглядываясь, закидывая локти выше головы. Двое других, догадавшись вскоре, что мне не до них, свернули один за другим в сторону и сгинули в тумане. Остался только тот, щекастый. И сразу же крик во мне оборвался и замер, словно сжавшийся во тьме, с тяжелой раной на боку зверь, — затаился и думает: надо приберечь силы, чтобы прыгнуть и убить, — я уже готов был убить и всей своей летящей вперед жизненной силой нацелен был на это.

Наверное, гудел в туманном море пароход, и на невидимой песчаной косе дрались и верещали чайки, и речной берег, окутанный пеленою тонкого пара, мирно по- чавкивал всплесками маленьких волн, — для меня всего этого не существовало. Я пребывал в страшной, отрешенной тишине своего единственного и последнего желания.

Я знал, что догоню его, а он знал, что ему не уйти. И поэтому сначала очень медленно, пядь за пядью, а затем все легче и быстрее я стал нагонять его. На последних метрах он принялся вилять, словно заяц, но это уже не помогло ему. Я прыгнул и еще в прыжке ухватил его за шиворот. Рывком с ходу бросил на землю до странности податливое тело и, подхватив с берега гладкий булыжник, встал над ним. Отползая на коленях и прикрываясь локтем, он оглядывался, но смотрел выпученными глазами не на меня, а лишь на мою руку, заносившую тяжелый камень.

Но существует, верю я, непреложный чудесный закон в природе — он никогда не дает ребенку убить ребенка. Разве что по несчастливому случаю… Я не попал тогда по его голове — камень легко и, как мне показалось, совсем вяло ударился о загорбок, на котором комом собралась ватная телогрейка мальчишки. Я схватил его за этот ватный ком и, крепко держа, чтоб не сбежал, свободной рукою нашаривал под ногами булыжник — скорее поправить дело, повторить удар.