— Вот он, эта американская сволочь! Он нарочно сбил его! На такой махине, он считает, ему все позволено…
Но тут вмешался старый кюре в длинной пелерине и берете.
— Успокойтесь, прошу вас, — сказал он. — Я прекрасно видел, что произошло. Пешеход сам бросился под машину этого офицера.
Я не мог подойти к человеку, распростертому на дороге. Странная растерянность сковала меня. Невероятно, но я думал о другом. О том, что, наверное, старый кюре в берете служит в церкви, которую я только что миновал. Мне стало страшно при виде собирающейся толпы. Я чувствовал, как в людях растет враждебность ко мне. Все произошло очень быстро, но я ощущал такую усталость, будто пробежал кросс.
Двое мужчин склонились над потерпевшим, неуверенно ощупывая его. Они были в явном замешательстве, не зная, как определить, насколько серьезно он ранен.
— Это… это важно? — спросил я.
Я смутно чувствовал, что выбрал неверное слово. Но мой французский всегда оставлял желать лучшего, а сейчас у меня из головы вылетела большая часть моего словаря.
Люди расступились. И тогда я увидел человека. Его голова лежала на бордюре тротуара, неестественно свернувшись набок. Глаза были открыты, казалось, он смотрит на меня, но взгляд его был пуст, ужасающе пуст.
— Думаю, что он мертв! — заявил один из ощупывавших его мужчин. И добавил взволнованно: — Посмотрите! У него из уха течет кровь, а это скверный признак.
При виде подошедших полицейских я немного успокоился. Именно в таких обстоятельствах чувствуешь себя по-настоящему иностранцем, пусть даже твои дети родились в этой стране.
Полицейский помоложе расстегнул пальто и пиджак потерпевшего, приложил руку к его груди. Это длилось довольно долго, так как полицейский был обстоятельным парнем. Затем он встал, расстегнул свою накидку, снял ее с плеч, широко развернул и накрыл лицо и грудь мужчины.
Кто водитель машины? — сурово спросил его коллега, высокий простуженный парень с орлиным носом; шея его была закутана в толстый шерстяной шарф домашней вязки.
— Это я!
Взглянув на меня, полицейский явно смягчился. То ли оттого, что я был офицером, то ли оттого, что американцем.
— Есть свидетели?
Все молчали. Я поискал глазами священника. Он стоял перед трупом на коленях. Мне пришлось дотронуться до его руки.
— Месье кюре, пожалуйста. Вы ведь свидетель.
Кивнув, он быстро перекрестился.
Полицейский отвел кюре в сторону, и они принялись беседовать. Полицейский записывал что-то в блокнот. Я спросил у его напарника, что мне делать, и тот ответил, что мне следует подождать, пока не приедет машина «скорой помощи» забрать тело, а затем я должен буду отправиться с ними в полицейский комиссариат, потому что речь идет о смерти человека. Я подумал, а не арестуют ли меня? Но мысль об этом не волновала. Куда больше меня занимало странное поведение человека, лежавшего сейчас на грязной мостовой с раскинутыми ногами, перед тем как он бросился мод мою машину. Да, он сам бросился под машину, и все же по не походило на самоубийство.
