— Он прав, Франк, ты сам увидишь…
Франк на мгновение прижал ее к своей груди.
— Все правильно, — согласился он, — Дания… Ты мне поможешь?
— Я помогу тебе, — с жаром пообещала Лиза.
— Ты думаешь, мне когда-нибудь удастся забыть эти пять лет?
— Да, Франк.
— Я говорю не о своих пяти годах, — поправил беглец, приподнимая подбородок Лизы, — а о твоих.
— Я знаю.
— Когда-нибудь я снова начну верить тебе?
Она покачала головой.
— В глубине души ты уже веришь мне, Франк!
— Ты скажешь мне: «Я никогда не спала с Гесслером», и это прозвучит так очевидно, да?
— Я никогда не спала с Гесслером, Франк!
— И ты не испытываешь никаких чувств к нему?
Она медленно, с опаской посмотрела на адвоката. Выпрямившись на стуле, сложив руки на коленях, Гесслер, казалось, ничего не слышал.
— Ничего, Франк, только глубокую признательность!
— Это также, — сказал он, — нужно будет забыть. Ну, это совсем просто.
— Я забуду!
— А немецкий? — внезапно спросил он.
— Что, немецкий?
— Ты и язык забудешь?
— Как будто никогда и не знала его, любимый.
— Ты мне клянешься?
— Клянусь тебе!
— Ты больше никогда не вспомнишь об Ауссан-Альстере, покрытом льдом?
— Никогда, — пообещала она.
Лиза как будто перешла в другое измерение. Все вернулось на круги своя, их окружал совершенно благостный мир. Несмотря на внешнюю опасность, они ощущали полнейшую безмятежность.
— И ты забудешь, каким выглядит парк зимой, с изморозью и деревьями из мрамора?
— Навсегда забуду!
Он грубо оттолкнул ее. Лицо его исказилось.
— И ты надеешься, что я поверю тебе, Лиза?
— Франк!
— Лгунья! Грязная лгунья! Шлюха и лгунья!
Зажав уши руками, она качала головой.
— О! Нет! Перестань! Я схожу с ума!
— До недавнего времени ты лгала мне. Неужели ты хочешь, чтобы сейчас я поверил тебе?
— Я не лгала тебе, Франк!
— Ты говорила мне, что встречалась с Гесслером раз в неделю, а надо было сознаться, что вы виделись каждый день. Ты говорила мне, что приходила в его кабинет, хотя на самом деле он являлся в твою комнату!
Внезапно его голос прервался рыданием.
— В твою комнату! — подавленно повторил Франк. — А я никогда и не видел твоей комнаты, Лиза! Никогда! Хотя ты и рассказывала мне об обоях, об обстановке, о картинах на стенах…
— Это — как с твоей камерой, — возразила Лиза. — Я ведь тоже никогда не видела ее. И все же камеру легко представить себе! Даже слишком легко: я так и не смогла сделать этого!
Она продолжала с нарастающим пылом:
— Именно в этой камере ты не отвечал на мои письма! Ты молчал, сидя у себя в камере, а я сходила с ума от этого молчания. Ты мучаешься вопросом, не изменила ли я тебе. А я спрашиваю себя, не забыл ли ты меня.
