Он снова открыл книгу как раз на той странице, где описывается полуфинал 1935 года, когда югослава обыграл подросток-итальянец семнадцати лет. Этот король зеленого сукна обосновался в Абиссинии во время вторжения войск Муссолини, предал своих, стал одним из финансовых советников негуса и построил казино на сваях, прямо посреди заповедника для львов. Антонин смотрел на строчки, а перед глазами была Моизетта: она отчитывала двух официанток в крохотных белых передничках, улыбалась Антонину, спрашивая его, не хочет ли он добавить сливок в чай…
— Я часто видела вас перед моей витриной, — заявила она при первой встрече, — и сказала себе: вот волевой человек. Он увидел мое песочное печенье, ему захотелось его попробовать, но он не входит.
— И вот я все же здесь и приду сюда еще не раз, — улыбаясь, ответил Антонин.
— Вы оставили свою аптеку? Я тоже подумываю, не уйти ли мне от дел.
— Моя жена не выходит из дома, — пояснил Антонин. — Мы живем на холме. Каждый день я спускаюсь к своей лодке. «Мимоза» — это моя давняя мечта. А мечты так убаюкивают и усыпляют. Чуть только выдается свободная минутка, я спешу туда. Ну и конечно, по утрам ужу рыбу, что может быть лучше рыбы, которую поймал сам? У меня легкая рука на рыбу. Мой отец называл меня «донжуаном рыболовного крючка».
Моизетта улыбнулась. Обычно сюда приходят мужчины усталые или задумчивые, едят и пьют молча. А у этого какой-то необыкновенный, ласкающий слух голос. Наверное, не одну поймал на крючок… Моизетта рассмеялась. Официантки посмотрели на нее с удивлением. Они давно не видели свою хозяйку в таком хорошем настроении. А дядюшка Антонин, обычно не имевший привычки давать на чай, положил на блюдечко бумажку.
— Уж не ошибся ли он, мадам? — сказала официантка, показывая деньги хозяйке.
— Вы что же думаете, он сделал это ради меня? — взволнованно спросила Моизетта.
Дядюшка Антонин все еще пребывал в чайном салоне. Стук бильярдных шаров смешивался с позвякиванием чайных ложечек, с постукиванием шариков из слоновой кости в ожерелье Моизетты, которым она играла совсем по-детски, перекидывая его справо налево, и вдруг все эти звуки перебил звон стеклянной пробки, которую тетушка Фелиция вставляла в горлышко графина, разлив по рюмкам ликер, который они оба любили потягивать перед тем, как подняться к себе в спальню. Этой ночью дядюшка и тетушка спали беспокойно, над ними витали образы прошлого и обоим было не по себе. Рассвет, поднимающий в руке солнце-апельсин, разбудил их.
