Мы – потерянное поколение, лирическое поколение!
Призрак, с которым Ахматова так хотела бы встретиться, остается в тени.
Чая больше нет. Чашки опустели. И ради Бога – никаких визитов до завтра.
– Пускай мне вызовут такси!
Анну берут под руки.
– В вашем состоянии уставать вредно.
Сколько беспокойства и суеты из-за ерунды! Анна вырывается и хватает пальто.
– Анна Андреевна, куда вы собрались?
«Навещу свою молодость» – вот, пожалуй, наиболее точный ответ. Люди боятся чепухи, и этот страх формирует их судьбы или мешает судьбам сформироваться. «Я не выйду из такси», – уверяет Ахматова. Это не обещание, в ее возрасте обещаний не дают.
На Монпарнас? На Монмартр? К маленьким улочкам за Пантеоном? К мастерским в сите Фальгьер? Молодость – где она прячется?
– Поехали, – говорит Ахматова по-французски.
Чего она действительно хочет? Не ради паломничества ведь она приехала. Но она читала, что его могила находится на кладбище Пер-Лашез, где похоронены все знаменитости; у Оскара Уайльда там целый мавзолей. Отправиться туда – последнее дело. Смерть. Модильяни никогда не придавал ей значения, любой настоящий творец – художник, скульптор, писатель, композитор – своими произведениями показывает смерти кукиш.
Так чего же Ахматова ждет от поездки? Она хочет поговорить с ним, хотя бы мысленно. Будем откровенны: смерть, конечно, не полностью уничтожает человека, но с ним нельзя вступить в контакт – даже в мечтах. Мечты становятся односторонними, а диалоги превращаются в монологи. И все-таки Анна говорит с Модильяни, про себя, тихим голосом и, как раньше, сохраняя дистанцию.
На прежнем ли месте сите Фальгьер?
Водитель отвечает, что редко там бывает. Анна закрывает глаза и вспоминает мастерскую, увешанную рисунками, маленький дворик, кусочек неба и головы, составленные полукругом.
Рядом с Анной никого нет, так что убийца воспоминаний не расскажет ей, что стало со скульптурами, когда Модильяни покинул сите Фальгьер и перебрался в новую мастерскую на бульваре Распай. В 1913 году Осип Цадкин был потрясен, увидев на грязном дворе загадочную выставку полуразрушенных голов и скульптуру, перевернутую головой вниз, словно после нашествия грабителей.
На другом берегу Сены улицы становятся более узкими, извилистыми и крутыми. Анна выпрямляет спину – наконец-то перед ней тупики, ступеньки, дрожащие кроны деревьев, манящие островки тени за уличными фонарями. Ничто не изменилось. Ясность ума – кому она теперь нужна? Надо лишь оставаться честной перед собой, честной в своих мечтах. Теперь пора признаться, что в Париж Анна приехала ради иллюзорной встречи.
