Критическая субдуральная гематома, обильные звездчатые разрывы, ярко выраженное ретинальное кровоизлияние…
Внезапно Лидия очнулась и привела нас всех в смятение. Тогда в больницу уже примчался побелевший Энгус. Мы сидели в палате – я, Энгус, мой папа, врачи и медсестры, и вдруг моя дочь вяло зашевелилась. Ее затуманенные глазки широко открылись. У нее во рту торчали какие-то медицинские трубки, она посмотрела на нас – печально и меланхолично, будто прощаясь, и потеряла сознание. Больше она в себя не пришла.
Ненавижу те воспоминания. Я помню, как женщина-врач, не скрываясь, подавила зевок во время разговора с нами – после того, как Лидию объявили умершей. Вероятно, у нее была долгая смена. Второй врач заявил, что нам «не повезло».
Как бы омерзительно ни прозвучали его слова, с технической точки зрения он был прав. Я поняла это спустя много недель, когда ко мне вернулась способность забивать буквы в поисковик. Большинство маленьких детей выживают при падении с высоты до тридцати футов, даже до сорока. А Лидии не повезло. Нам не повезло. Ее падение оказалось крайне неудачным. От моих же изысканий мне стало только хуже, чувство вины сделалось невыносимым. Лидия умерла потому, что нам не повезло, и потому, что я не присматривала за ней должным образом.
Мне захотелось зажмуриться, отгородиться от мира, но нельзя – я за рулем. Поэтому я гнала машину дальше. Задавая вопрос миру, своей дырявой памяти и реальности, которая меня окружала.
Которая из девочек упала? Возможно ли, что я обозналась?
Первая и самая значительная причина, почему я решила, что это была именно Лидия, лежала на поверхности. Так мне сказала выжившая близняшка.
Мам, мам, иди быстрее! Лютик упала!
И естественно, я ей поверила, ведь по-другому различить девочек я вообще не могла. Дело в том, что в тот день мы одели их в совершенно одинаковые белые платьица. Ни желтого, ни голубого.
Идея принадлежала не мне – близняшки сами на всем настояли. Еще за несколько месяцев до нашего отпуска они просили, даже требовали, чтобы мы одинаково их одевали, делали им одинаковые прически, в общем, хотели выглядеть одинаково. Мама, садись между мной, почитай мне. Может, они действительно стремились полностью раствориться друг в друге, и им надоело быть отдельными личностями? Конечно, иногда по утрам близняшки сообщали нам, что видели один и тот же сон – как раз перед нашим отпуском, но я не знала, стоит ли им верить.
Я до сих пор ничего не понимаю. Возможно ли такое, в принципе? Чтобы близнецы видели одинаковые сны?
