Через несколько дней папа опять собрался в командировку. На этот раз надолго, как он сказал, почему-то глядя в сторону.
В прихожей, куда мы все вывалились проводить его, он не пошутил, как обычно, только обнял маму и кивнул в нашу сторону:
– Ты им все правильно объяснишь, да?
Мама как-то странно взглянула на нас и стала поправлять свои красивые волосы вздрагивающей рукой:
– Не беспокойся, Сережа. Они все поймут, они не дурачки.
И папа ответил тоже странно:
– Вот это меня и тревожит. Берегите маму, – сказал он нам. – Что бы она вам ни сказала, это все будет правильно. Но вы ей не верьте.
Опять странные слова…
И с этими странными словами папа ушел. Вернее, уехал на той же красной машине с кожаным верхом.
И дом наш сразу опустел. И елки нет, и папа уехал. И мама ушла в ванную.
– Плакать пошла, – деловито сказал Алешка. – Ты давай, Дим, ее слушайся.
– А ты?
– Как получится. – Он сказал это так серьезно и сурово, что я даже насторожился и схватил его за ухо.
– Пусти, – спокойно сказал Алешка, – мама идет.
Неужели он опять что-то узнал раньше меня, что-то очень важное?
Мама вышла из ванной спокойная и с накрашенными ресницами. Мы втроем пошли в нашу комнату и уселись на Алешкину тахту.
– А все-таки пусто без елки, – ровным голосом сказала мама. Будто хотела сказать, что пусто без папы.
– Зато, – сказал Алешка, – она теперь в родной среде. В снегу по колено.
Мама притянула его к себе и по привычке попыталась пригладить его хохолок на макушке. То восклицательный, то вопросительный, то возмущенный. Но никогда – растерянный.
– А чего это ты часы здесь повесил? – спросила его мама. – Почему не убрали?
– Пусть побудут с нами, – сказал Алешка. – Папа когда вернется?
– Не знаю. Часов в десять, – машинально ответила мама.
Алешка снял часы со стенки и перевел стрелки на без пяти десять:
– Будем ждать.
Вот так в нашей семье начался новый отсчет времени…
Сумрачно как-то. Тревожно. Что-то мне не по себе. Что-то как-то не так. И дело, я это чувствую, вовсе не в папиной командировке. Он и раньше, бывало, уезжал надолго. Правда, в этот раз он уехал как-то странно. Мне даже показалось тогда, в прихожей, что у него какие-то виноватые глаза. Но что-то еще не дает покоя. Вроде мелкой занозы. Так-то ее не чувствуешь, а как заденешь – сразу колко царапнет. И тетя Зина каждый вечер с мамой на кухне шепчется. А тут еще Ирка Орлова пристала:
– Димон, расскажи мне про Базарова, сочинение скоро. Он плохой или хороший?
