Одевшись, мы краем леса и краем поля пошли домой. Алешка долго молчал, а потом вздохнул:
– Хорошо в поле, да, Дим? Даже домой не хочется. И луна проснулась, и утренний рассвет начинается. – Над краем леса в самом деле чуть-чуть зарозовело небо. – Скоро птички защебечут.
И словно в ответ в поселке гаркнула наша Клара. Как-то с недоумением и возмущением. Защебетала.
Да, утро занималось славное, а вот день предстоял тревожный и хлопотливый. Я не сомневался, что Алешка помчится на митинг в полной уверенности, что без него там никак не обойдутся. И одного я туда его не пущу. Я, конечно, не Никишов, но все-таки должен быть рядом.
– Почему сапоги мокрые? – спросила утром мама.
– Мы их помыли.
– Жалко, – вздохнула мама.
– Сапоги?
– Медведя.
– Какого еще медведя?
– Который в лесу сдох.
Наконец-то до нас дошло. Когда у нас случалось что-нибудь невероятное, мама вздыхала: «Не иначе медведь в лесу сдох».
Хорошо, что в наш разговор вмешалась Клара, опять гаркнув во все воронье горло.
– Все-таки она у вас глупая, – сказала мама.
Клара сидела на своем любимом суку и с тоской смотрела на опустевшее без скворечника место.
– Да дура она, – невежливо подхватил Алешка. – Воровать ума хватает, а оглянуться – никак. Ну и пусть колбасится.
– Добывайте из бассейна своих карасей, – сказала мама. – Буду жарить. Только лягушек не нахватайте. Я их не люблю.
– Я тоже, – сказал Алешка, берясь за сачок, – только я их никогда не пробовал.
А вот дядька за воротами «Ампира» пробовал. И не раз.
И мое решение идти на митинг еще больше окрепло. Одни лягушек едят, а другим жить негде.
– Хорошо? – спросила мама с удовольствием и поставила на стол целую супницу с жареными карасями.
– Отпад, – сказал Алешка. – Первый улов! Весенние караси.
– Соловьиные песни, – добавила мама и уже строго: – Все! Рыбу едят молча.
– Как в лучших домах – лягушек.
– Алексей! – мама шлепнула ладонью о стол.
Через полчаса мама накрыла крышкой супницу, пустую до самого донышка.
– Ничего, мы еще сегодня наловим, да, Дим? Ты удочки приготовь.
Алешка шмыгнул на чердак, выдрал из подарочного блокнота два листа, зачем-то склеил их и что-то на развороте накорябал толстым фломастером. Потом свернул листы в трубку и засунул ее за пояс на манер кинжала.
– Пошли, Дим? Ма, мы на озеро, добывать пропитание!
За калиткой Алешка быстренько сунул наши удочки в молодые лопухи: рыбка подождет, – и мы зашагали в поле. А туда уже шла демонстрация. И ехала тоже. Никогда еще столько чужих машин и людей у нас здесь не было. Многие несли разные плакаты на палках. Там было написано всякое. Чаще всего – «Верните наши деньги!», «Банду Галкина – под суд!», «Моим детям негде жить!». Одна молодая мама катила перед собой коляску с малышом. Над коляской трепетало: «Мой малыш родился бездомным!» Плакаты были разноцветные, а лица у людей – серые и сердитые. И безнадежные.
