От удара мяч выскочил у нее из-под руки. Сумка тоже полетела на пол. Это случилось. Она налетела на Пирса.
— Прошу прощения, — сказал он, наклоняясь, чтобы поднять ее сумку. — Больше не роняйте, — и улыбнулся. — Мяч я сейчас принесу.
— Это вы извините. Это я виновата. — Ей хотелось обнять этого человека за то, что он не Пирс. Ей хотелось убить его, потому что у него были такие же волосы и такой же рост. Вместо этого она взяла у него из рук футбольный мяч и сказала: — Спасибо большое.
У нее словно гора с плеч свалилась — прыгая от радости, она поспешила к выходу и уже в дверях столкнулась с мужчиной, который входил в магазин.
— Сэди, какая встреча!
Он держал ее за плечи, Пирс Тейт держал ее за плечи, а она прижимала к груди футбольный мяч, словно это был не мяч, а маленький ребенок.
— Ты не хочешь поздороваться со мной?
— Сейчас. — Она подняла глаза, посмотрела на него, отвернулась. — Здравствуй, Пирс. Давно не виделись.
«Давно не виделись?» Да что я такое несу?
— Пойдем со мной, мне надо купить сигарет. — Он взял ее за локоть и опять повел к прилавку. Очереди уже не было.
— Мне, пожалуйста, пачку «Бенсона». — Пирс протянул шерстяному продавцу пятифунтовую бумажку. — Как видишь, я все еще курю. — Он повернулся к Сэди. — Так и не удалось бросить.
— Ага. — Сэди не двигалась. Ну скажи же что-нибудь, не стой как истукан. Что-нибудь вроде того, что, как уверяет Лиза, она сказала одному мужику, который ее бросил. Как это звучало? «Самое главное и большое, что у тебя есть, это твой эгоизм». Нет, не годится, случай не тот.
— Послушай… — Пирс взял сигареты и сдачу, сунул в карман — он всегда распихивал по карманам мелочь, сигареты и всякие бумажки. Она узнала этот жест, такой знакомый, и сердце у нее сжалось. — Извини, что у нас так все закончилось, я должен был сделать это тактичнее. Но знаешь… — Он пожал плечами. — Мужчины так устроены.
— Не надо… — начала было Сэди и остановилась. Что не надо? Извиняться? Или не надо говорить «закончилось», потому что лучше вовсе не слышать ничего, чем слышать, как ты говоришь это слово, особенно в магазине прямо на глазах у этого обезьяноподобного продавца, который прислушивается к каждому слову.
— Нет, честно, я вел себя как последний гад, я понимаю. Мне очень неловко, правда, мне ужасно стыдно. Не знаю, почему я тогда струсил. Мне надо было сказать тебе прямо, еще до отъезда, надо было сказать тебе, что все кончено…
— Нет. — Сэди покачала головой и отшатнулась. — Не… — Ей показалось, что она вот-вот лишится чувств. Держись, сказала она себе. Не раскисай. Не подавай вида, что тебя это задело, не заслужил он такой радости. — Знаешь, Пирс, — Сэди постаралась сделать невозмутимое лицо, — самое главное… самое… — Что? Как там дальше? Неважно — она все равно этого не выговорит.
