Теперь, когда у Ярошей появлялся Леон Кручек с поллитровкой водки, она выгоняла его, крича, что не позволит, чтобы он ее мужа спаивал, и Кручек понимал, что он ей уже не нравится. Он пробовал разные способы, чтобы ее снова к себе расположить, распустил слух, что уезжает из Скиролавок, что здесь его больше никто не увидит, что дом он свой продаст и переедет к брату в город, где получит работу и квартиру. И в самом деле он нашел покупателя на дом, некоего Гжегожа Булу, каменщика из Трумеек. А поскольку все эти способы не производили на Люцину Ярош никакого впечатления, Кручек забросил работу и стал даже днем появляться у Ярошовой, чтобы хоть раз засунуть ей руку под платье и сразу наткнуться на это дело. Выгоняла его за двери Ярошова и не давала дотрагиваться, но глаз отвергнутого мужчины бывает иногда острым, как глаз орлана-белохвоста. Заметил Кручек, что два раза в неделю Ярошова ездит в Барты, ни у кого не занимает, что само по себе означает, что в Бартах она отдается за деньги. Ни одна женщина не вынесет такого обвинения, если даже это правда. И придумала Ярошова, как отомстить бывшему любовнику, и сообщила мужу, что Кручек приходит к ней домой, делает разные предложения, даже условился с ней в три часа в молодняке у озера, ну, за домом доктора Негловича. Обозлился Павел Ярош, что приятель, который раньше к нему через день приходил с поллитровкой, к его жене теперь подъезжает. "Иди на это свидание, - сказал он жене, - а мы уж его там поймаем". Пошел Леон Кручек на условленное свидание, и она пришла, а было это во вторник, когда доктор Неглович как раз вернулся домой из поликлиники, из Трумеек. Удирал из молодняка Леон Кручек, а за ним гнались четверо лесорубов - Ярош, Зентек, Цегловски и Стасяк, все, кто жил в одном доме с Ярошами. Солнышко поблескивало на остриях топоров и тесака, а у Яроша в руке был большой нож, и, продираясь через молодняк, он кричал, что яйца вырежет Кручеку. И это, безусловно бы, произошло, потому что у Яроша были длинные ноги и бежал он быстрее, чем Кручек, но тот поравнялся с оградой доктора, перепрыгнул через нее и, не чувствуя, как две овчарки Негловича рвут ему мясо из лыток, ворвался на веранду, а потом вбежал в салон, где доктор обедал. Он упал перед доктором на колени и взмолился о спасении. Неглович встал из-за стола, вынул из шкафа свою итальянскую двустволку и вышел во двор. Увидел у ворот четверых красных от погони дровосеков. Ярош размахивал ножом, а остальные - топорами и тесаком. Псы рвались к ним по другую сторону забора, но тем - с таким вооружением - не страшны были их клыки и бешеное хрипение.
