Выпрямившись, пружинящей походкой вошел Эрвин Крыщак в отделение милиции в Трумейках и встал пред обличьем старшего сержанта Корейво.
- Я пришел, чтобы дать показания, - сказал он. - Это я убил тех двух девушек.
Он ожидал, что при этих словах Корейво громко крикнет, из всех комнат отделения выбегут милиционеры, закуют его в кандалы и, упирающегося - а он собирался вырываться и упираться, - потащат в комнату на допрос. Но Корейво погладил свои маленькие усики - он недавно отпустил усы, - вздохнул и сказал:
- Подождите, дедушка, в приемной у дверей. Там есть пепельница, можно закурить. Капитан Шледзик, который ведет дело об убийстве тех девушек, сейчас занят. Как освободится, он вас пригласит.
Уселся Эрвин Крыщак в приемной с пепельницей. Была там какая-то старая бабища, тихонько поплакивающая из-за гусей, которых у нее кто-то украл с выпаса. Хотел ей Крыщак рассказать, зачем это он явился в отделение и ждет теперь в комнате с пепельницей, что он - страшный преступник, а кража гусей это ничто по сравнению с его делами. Наверное, бабища с криками ужаса выбежала бы из отделения, бросив на произвол судьбы дело об украденных гусях. Но до бабищи, похоже, ничего не доходило.
Уже после первых слов Крыщака она начала плакать громче и перебила его, жалуясь на вора.
- Двух девушек? - размышляла она вслух. - Может, это они украли моих гусей. Таких девушек и убить не жалко.
Обиделся на нее Крыщак, еще больше распрямил спину, придал своему лицу выражение строгости и неприступности. "Затрясешься передо мной от страха, когда обо мне правду услышишь", - гневно думал он о старшем сержанте, который велел ему ждать в комнате с пепельницей. И злился еще больше, потому что хоть и была в комнате пепельница, воспользоваться ею он не мог, потому что у него не было сигарет.
Прошло четверть часа, прежде чем в приемной появился капитан Шледзик и пригласил Крыщака в кабинет на втором этаже, который ему отвели на время следствия.
- Так это вы, значит, убили тех двух девушек, - равнодушно обратился он к Крыщаку, указывая ему на стул перед своим столом и угощая сигаретой.
- Да. Задушил. Обеих, - подтвердил Эрвин Крыщак. - А вы меня даже не подозревали.
Шледзик уселся за стол, разложил на нем чистый лист бумаги, вынул из кармана шариковую ручку, записал имя и фамилию Крыщака, дату и место рождения. Потом он задал ему несколько вопросов и его ответы начал записывать в протокол.
Эрвин Крыщак рассказывал с подробностями. День за днем, час за часом, даже минуту за минутой - как он сначала вынашивал замысел преступления, как по том его реализовал. Подробно он описывал, какое большое удовольствие доставляло ему убийство тех девушек, разглядывание, совершение насилий. И так он был поглощен подбором слов, подходящих для определения его поступков, что не заметил, как в какой-то момент рука капитана Шледзика вместе с шариковой ручкой зависла в воздухе, опершись на локоть, и так и оставалась. Когда же он закончил и смиренно склонил голову, капитан Шледзик вежливо спросил:
