Полковник стоял у окна вполоборота, но колеблющийся свет горевшей на столе свечи позволял видеть его лицо, изборожденный горем лоб и совершенно седые волосы. У Гартмута сжалось сердце: такой страшной перемены он не ожидал. Кто был виноват в этой преждевременной его старости?
Несколько минут прошло в глубоком молчании, потом в комнате раздался тихий и умоляющий, но полный с трудом сдерживаемой нежности голос:
– Отец!
Фалькенрид вздрогнул, как будто к нему обратился призрак. Он медленно повернулся, на его лице было такое выражение, будто с ним на самом деле говорило привидение.
Гартмут быстро сделал несколько шагов к нему и остановился.
– Отец, это я! Я пришел…
Он замолчал, потому что встретился с глазами отца, которых он так боялся, и то, что увидел в них, лишило его мужества продолжать; он опустил голову и замолчал.
В лице полковника не было ни кровинки. Он не подозревал, что сын находится под одной с ним крышей, встреча застала его совершенно неподготовленным. Но у него не вырвалось восклицания, не видно было признаков гнева или растерянности; он стоял неподвижно и молча смотрел на того, кто был когда-то для него всем. Наконец он медленно поднял руку и указал на дверь:
– Уходи!
– Отец, выслушай меня!
– Уходи, говорю тебе!
– Нет, я не уйду! – страстно воскликнул Гартмут. – Я знаю, что наше примирение зависит от настоящей минуты. Я оскорбил тебя и лишь теперь чувствую, насколько больно и глубоко, но ведь я был тогда семнадцатилетним мальчиком и пошел за своей матерью. Подумай об этом, отец, и прости меня, прости своего сына!
– Ты – сын женщины, имя которой носишь, а не мой! – резко ответил полковник. – Фалькенрид не может считать сыном бесчестного человека.
Гартмут едва не вспылил, услышав страшные слова; кровь ударила ему в голову, но его взгляд упал на седые волосы отца, на его лоб, и он сдержался.
Оба думали, что они одни в тиши ночи, и не подозревали, что их разговор состоялся при свидетеле. Адельгейда не ложилась спать. Она знала, что все равно не уснет после волнений дня, так быстро сделавшего ее вдовой. Все еще в темном дорожном платье, в котором была во время несчастной поездки, она сидела в своей комнате, как вдруг услышала голос полковника. С кем он мог говорить в такой поздний час? Он никого не знал здесь, и его голос звучал как-то особенно глухо и угрожающе! Молодая женщина с беспокойством встала и вышла в переднюю, чтобы послушать, не случилось ли там чего-нибудь. Вдруг она услышала другой голос, знакомый ей, произнесший слово «отец», и, как молния, перед ней блеснула истина. Она остановилась, как пригвожденная к полу.
