— Кстати: спасибо.
Кондрат повернулся к нему спиной, стал взбивать подушку, готовясь ко сну.
— Ваша премия, Кондрат Кондратович, в двадцать шесть раз больше моей зарплаты.
— Конечно несправедливо! Я — чего там?! — сел да и написал. А вам треба: разрабатывать, следить, анализировать, описывать.
Крупеня недоумевал:
— Ну, так. «Треба» — это сугубо по-белорусски?
— Зачем же, корень общий с русским: потребление, потребность, требование.
— А-а, — протянул Крупеня, — теперь понятно, почему Ружевич обложился белорусскими словарями, выкопал запрещенную «Грамматику» нацдэма Тарашкевича!
— Закрываем тему: я, лауреат Сталинской премии, требую: хватит «дружбы».
— Времена меняются: нынешние тревожны. Видите, что творится в Европе? Не буду надоедать. Так, изредка станем в Минске встречаться, поболтать.
— У вас столько дел в нынешние тревожные времена, когда такое творится в Европе: хватит ли сил на болтовню со мной?
Крупеня сел, откинулся, улыбаясь:
— Кто-то вошел в белорусскую литературу, когда Илья Горский был в командировке — это вы так остроумно...
— Разве говорил? Не помню. — Кондрат спешил свернуть общение. — Пора отдыхать.
— Товарищ Крапива, а я. или кто-то из нас не станем персонажами вашей новой комедии?
— Что вы! Надо разоблачать-обличать управдомов, жечь глаголом пьяниц, каленым железным пером карать неверных мужей, срывать маски с пузатых империалистов! Не до вас. друг. Добрых снов.
Он погасил яркий верхний свет, оставил тусклый дежурный; сдвинул половинки портьер. Монотонный перестук колес усыплял. Кондрат лег лицом к стенке, натянул одеяло.
Его пьеса «Хто смяецца апошнім» так и осталась единственной в советском искусстве сатирой, с 40-х годов и до наших дней. Единственной! — настолько тщательно было раскорчевано властями сатирическое поле.
После войны БССР отстраивалась, залечивала раны, и Кондрату Крапиве было не до сатиры. Да и перо, честно говоря, притупилось: сочинил пьесы «Поют жаворонки», «Врата бессмертия», но они не выдержали испытания временем. Скорее всего, решил отсидеться в окопе, «не выторквацца».
А ту, о карьеристе Горлохватском, время от времени театры ставят — за неимением иного.
Проснулся Кондрат среди ночи: потрясений и дум хватало. Главный мучивший вопрос: почему премию дали ему не за пьесу «Партызаны», о борьбе с белополяками в 20-е годы, а за сатиру? Да еще высшая награда: орден Ленина. С чего бы это? Кто смотрел спектакль? Очевидно, что на обоих показах пьесы в Москве присутствовали московские сподвижники Руже. Крупени. Но никто из видных ответственных лиц в зале замечен не был.
