— Да. И они. они еще дорабатываются, идут последние репетиции.
— Как у всех, — горестно отмахнулся Пономаренко.
— Но «Хто смяецца апошнім» третий сезон играем на аншлагах!
— C этим спектаклем вопрос решен. Автора включить в поездку не забудьте. — И к сидящему рядом наркому НКВД: — Или пожалеем Крапиву — оставим в Минске?
— Нэ-эт, пускай едет с нами — вместе в Москве отвечать будем за сатыру, — заявил Цанава, наклонился, прошептал на ухо секретарю: — Смэется много Крапива, смэется с дружками, которые в разработке: Лыньков, Кулешов. Поедет с нашим сотрудником.
Пономаренко согласно кивнул.
— Так, Озирский, продолжайте. Вы как начальник Управления по делам искусств чем нас порадуете?
— Открываемся, как известно, новой оперой Евгения Тикоцкого «Міхась Падгорны».
— Известно. Дальше.
— В опере есть арии на уровне Пуччини.
— Вы слушали?
Озирский замялся:
— Свидетельствуют музыковеды. были на репетициях.
— Постановка готова? — допытывался Пономаренко.
— Премьера в декабре. — Голос начальника искусств БССР становился все менее уверенным. — Балет Крошнера «Соловей» готов.
— Уже хорошо.
— Но. к творческим недоделкам следует отнести только. недоработанность финала балета, — бубнил Озирский. — То же и в «Кветке шчасця»: опера готова. но композитором Туренковым будут внесены изменения в музыку, вытекающие из переделки либретто.
— Готово или нэ готово? — не выдержал Цанава.
— Переделки — в каком направлении? Из-за чего? — допрашивал Пономаренко.
— У нас в Белоруссии драматургия страдала тем, что страна рисовалась в исторических темах, а в советском периоде — лишь до Гражданской войны.
— Это выяснилось только вчера? — Первый секретарь начинал злиться. — Я вас спрашиваю: это выяснилось вчера — «как она рисовалась», за месяц до декады?
Повисла гнетущая тишина — предвестник паники. Озирский потянулся к стакану с водой.
— Позвольте, Пантелеймон Кондратьевич? — Поднялся худенький молодой человек в очках, представился: — Марк Шнейдерман, дирижер. Каждый день на пультах оперного оркестра — новые ноты: вписки, репризы, купюры, дописки. Но ни одно произведение не может выдержать бесконечного числа поправок и переработок, чтобы это не отразилось на его художественном качестве. Извините, конечно.
— Спасибо, товарищ Шнейдерман. Темпы по линии писателей недостаточные, чтобы быстро закончить либретто. — Пономаренко наклонился к сидящему рядом наркому НКВД, прошептал с упреком едва слышно: — Некому поручить. Говорят, что у вас, на Володарке, столько писателей, что правомочны проводить пленум.
