– Завтра уезжаешь?
– Папа, я приехал на неделю.
– Досталось тебе за эти два дня? – спросил он с непривычным сочувствием.
Я готовил для него и кормил с ложечки – меня поразил вид молодого похотливого язычка в беззубой ротовой яме, давал в руки электробритву – и он симулировал бритье, прикуривал для него сигареты, приподнимал на подушках, насаживал очки и вкладывал в руки привезенные коммунистические газеты. Ворочал его и помогал племяннице-школьнице чистить от гноя его открытые до кости раны, затыкать их тампонами, делать уколы антибиотиков и обезболивающих, втроем с сестрой менять простыни и памперсы. Он скулил, как ребенок, боящийся боли и уколов. С высохшими и неразгибающимися ногами, на которых выросли чудовищные когти, с облысевшим бровастым черепом, походившим теперь на череп хищной птицы. Но пороха в нем было еще хоть отбавляй.
– Дай часы! Газету! Чаю! Возьми два и четыре, ну ты, слышишь?!
– Убери одеяло! Помоги.
– Но нет никакого одеяла.
– Изолгался весь, подонок, а это что?!
– Простыня, на которой ты лежишь. И не смей меня называть подонком.
– Ты человеконенавистник, порождение ехидны!
– Ты меня не спровоцируешь, человеконенавистник – это ты.
Я выскакивал в другую комнату и, стиснув что есть мочи зубы, твердил:
– Ты не мой отец! Кощей бессмертный!
Смерти он боялся, как может ее бояться только безбожник.
По ночам я слышал:
– Буржуи проклятые! Россия пройдет по раскаленной сковородке!..
– Только бы жить!
– Ася! Ася! Возьми меня за руку…
– Ну давай! Две лодки надо загрузить, по боевому приказу. Бегом, Ася!
А днем:
– Ну что ты за жиртрест! Ну помоги мне, пожалей, приласкай…
– Будьте людьми, звери! Поднимите меня в туалет. Сколько спичек осталось?
– Как мне больно! За что? Ну сделайте же что-нибудь!..
У меня тоже уже сдавали нервы к концу недели.
– Спрашиваешь за что?! Это злоба твоя с гноем выходит, ты – проклятие семьи! Что же ты грызешь тех единственных на свете людей, которым ты еще не безразличен, которые о тебе заботятся?!
– Проклятый змей! Все умничаешь?
Физическое состояние тела улучшалось – гноя не было уже, раны зарастали, чему дивились врачи, отказывавшиеся положить его в районную больницу. Мы и не настаивали, потому что там ему пришел бы конец в два счета. Вызванная травмотолог, сама со сломанной рукой в гипсе, за небольшую взятку пообещала подыскать сиделку. Мне предстояло возвращаться в Москву, чтобы встретить прилетавших из Израиля на неделю погостить дочку с внучкой. У сестры начинался учебный год, а ее дочка заканчивала школу. Однако какая сиделка согласилась бы целыми днями терпеть капризы отца и брань?! Тем более что в психическом отношении начиналась уже просто пурга.
