От катастрофического недосыпа и переутомления мне прекратили сниться сны. Я приходил, ужинал или завтракал, выпивал полстакана водки и проваливался в недолгое забытье без сновидений. Отец, обнаружив в морозилке початую бутылку водки, поинтересовался с неодобрением:
– Ты что, стал заглядывать в бутылку?!
– Папа, я устал и хочу быстро заснуть. О своих отношениях с бутылкой я тебе как-нибудь потом расскажу…
Ему всегда до всего было дело – все под контролем. То я не там повесил сушиться свои носки, то простудил лимонное деревце на подоконнике, оставив на ночь балконную дверь открытой, то веник в ванной или половая тряпка из-за меня отсырели. В ванне кисло замоченное им белье, а в спальнях на полу были разложены на газетах и подсыхали фасоль с шиповником, дозревали зеленоватые помидоры и ожидала решения своей участи прочая ботаника. Над нею вилась мошка, по полу деловито ползали какие-то жучки. Чтобы добраться до кровати, я всякий раз сдвигал эти бумажные противни, а отец упорно возвращал их на место. Сестра давно заметила, что даже присутствие родной дочери на своей территории он выносил уже не дольше трех дней, переставая сдерживать накопленное раздражение. Нашей матери всегда от него доставалось за бестолковое, по его мнению, ведение домашнего хозяйства. Утро выходного дня чаще всего начиналось общей побудкой, а заканчивалось наведением чистоты и порядка в доме. К уборке привлекались все.
– Что это за баночки? Почему мука в двух мешках в разных местах?! Что ты там бурчишь и огрызаешься? Слова нельзя сказать – одни графини кругом!..
Что-то при этом отцом выкидывалось, а остальное переукладывалось и утрамбовывалось в тесных стенных шкафах и на кухоньке «хрущевки» до следующей ревизии.
И теперь после больницы он усаживался с внучкой перебирать и сортировать урожай. Съездил на дальний огород за розами в палату матери и за свежими овощами. Наведался в школу, где зачем-то похвастался классной руководительнице своим кумачовым членским партбилетом. Вскоре после распада СССР он вступил в компартию, где сделался активистом – перепечатывал на пишмашинке сестры прокламации или статьи с названием «Почему буксуют реформы в Украине?», входил наблюдателем от коммунистов в избирательные комиссии и участвовал в их малолюдных митингах и демонстрациях. О водопроводчиках или газовщиках коммунальных служб он отзывался не иначе, как «пришли товарищи», и здоровался со всеми за руку. На серванте под ветвистыми оленьими рогами у него расставлены были фигурки первобытных охотников бурого цвета, которых он с нескрываемым удовольствием окрестил демократами. Он был убежден, что «всякая демократия заканчивается диктатурой подонков».
