Во Львов пришли дожди. По центру города целыми днями ползала со зловещим гудением мусоросжигательная машина, похожая на огромное тупое животное. Когда я уезжал отсюда, уборкой занимались старорежимные мусорные кареты с лихими мусорщиками на облучках, объезжавшие по вечерам улицы и наигрывавшие легкомысленные мелодии. Вместе с другими жильцами я выскакивал из подъезда с ведром на звуки душераздирающей Незнайкиной песенки «В траве сидел кузнечик». За пять прошедших лет что-то получилось у городских властей только с бесчисленными питейно-закусочными заведениями и юркими турецкими «Пежо», спасшими город от транспортного паралича. Изумительные в любое время года старинные парки пришли в упадок и запустение. Выходцам из села ни к чему была бесполезная городская природа – на выходные они разъезжались по своим селам подкормиться и запастись сумками с провизией.
Каждый день я проводил теперь не меньше часа в зубоврачебном кресле. Я объяснил стоматологу, что спешу уехать, и он рьяно принялся депульпировать, пломбировать и пилить то немногое, что еще оставалось в моем рту. Мои передние зубы стали похожи на зубы грызуна и больше не смыкались, что заставило меня почти отказаться от твердой пищи. Тем временем нам с женой удалось всего за полтора дня самим сделать косметическую побелку в запущенной квартире и дать в газету и расклеить на столбах объявление о ее продаже. Никто не позвонил по объявлению, явились только две соседки, уныло уговаривавшие тихим голосом спустить и без того низкую цену. Отпуск у жены заканчивался, и перед Натальиным днем она уехала в Москву. Меня порадовала ее обмолвка по телефону: «Вернулась к нам домой…» Дома она застала приехавшего из Германии квартирохозяина, который решил дожидаться моего возвращения, чтобы получить полностью сумму, что мы ему задолжали.
Следующей ночью в Москве был взорван первый жилой дом. Через несколько дней еще один. Запахло введением чрезвычайного положения в мегаполисе. Милицейские патрули проверяли документы у прохожих, коммунальщики – служебные и подсобные помещения на первых этажах и в подвалах. Жильцы нашего подъезда провели общее собрание, на котором решили посадить внизу консьержку, и принялись сооружать из фанеры будку для нее. Перепуганный квартирохозяин не только не вышел на собрание, но перестал открывать входную дверь на звонки и даже не подходил к ней. Тучи сгущались над страной и над нашими головами. Обернуться это могло чем угодно. Могли закрыть Москву для въезда, как уже бывало, могли изловить и выслать из нее мою жену.
